Примерное время на чтение: 25 минуты

Александр Глебович Иванченко

(часть 1) Африканские зарисовки (записки военного переводчика, часть 2 ) (часть 3)

МОЯ АФРИКА И ЗВЕРИ

Почему моя? Да потому, что у каждого из нас свое представ­ление об Африке. У одних сведения о Черном континенте ис­черпываются услышанным в детстве « в Африке акулы, в Аф­рике гориллы, в Африке большие злые крокодилы»… Если уж на то пошло, то акулы есть почти во всех морях и океа­нах, а не только у африканского побережья. Самые большие и злые крокодилы обитают как раз не в Африке, а в Австра­лии… Так что единственное, насчет чего Корней Иванович был действительно прав, — это насчет горилл. Кстати, гор­ные леса Уганды — одно из последних убежищ этих нереаль­но мощных, но довольно миролюбивых приматов.

У других Африка ассоциируется с антисанитарией в са­мых жестоких ее проявлениях, обилием страшных тропи­ческих болезней и засильем смертельно ядовитых пре­смыкающихся, пауков и скорпионов. По опыту прожитых мной в разных местах Африки пяти лет, африканцы весь­ма, чтобы не сказать маниакально, чистоплотны и пользу­ются любым случаем умыться, а еще лучше искупаться… А уж чистка зубов — это вообще любимое занятие круглый день… С особого дерева отламывается веточка, один ко­нец ее разжевывается в кисточку, и при каждом удобном моменте зубы чистятся и полируются этой кисточкой до такого совершенства, что голливудские стоматологи и производители зубной пасты всего мира нервно курят в уголке. Если не мыть регулярно руки и овощи с фрукта­ми, заразу подхватить можно, но кто из нас в детстве не страдал животом, наевшись немытых яблок? Элементар­ная гигиена убережет от таких напастей, что же касается всяческой паразитической живности — ну, так не поленись узнать, чем может быть опасен конкретный регион, и не лезь купаться в водоем, если знаешь, что там могут быть шистосомы… Что же касается змей там или скорпионов — у нас их и на Кавказе предостаточно, просто надо быть осторожным и не ходить по саванне босиком.

Ну, и, наконец, люди… У меня, могу без стеснения утверждать, большой опыт жизни в разных странах сре­ди людей самых разных национальностей и социального статуса. И далеко не всегда более высокий уровень жизни и продвинутость «благ цивилизации» обеспечивали психо­логический комфорт моего существования, который мно­гие и расценивают как наиболее важную составляющую жизни. Мне повезло: моя первая командировка прошла в африканской глубинке, где практикуются открытые, про­стосердечные отношения, где нет места столичной конку­ренции за место под солнцем, где к тебе относятся ровно с той же мерой доверия и искренности, с какой к окружаю­щим относишься ты.

Конечно, идеальных мест не бывает, и Африка тоже не райские кущи… Далеко не везде царит стерильная чистота. На окраинах городов и селений зачастую можно увидеть стоящих на одной ноге или задумчиво вышагивающих, почему-то всегда встрепанных и неопрятных марабу. Это верный признак того, что рядом полная отбросов помой­ка, к которым у марабу давно выработался чисто гастро­номический интерес. Марабу иногда называют африкан­ским аистом — не знаю, кроме длинных ног, с аистом их, пожалуй, роднит только здоровенный клюв. И вообще, марабу отличается от аиста приблизительно так же, как сварливая толстая рыночная торговка от аккуратной вос­питанной старшеклассницы в наглаженной школьной форме с фартуком (если кто-то еще помнит, что в таком ходили)… Во всяком случае, приносить детей я бы марабу не доверил…

А, скажем, ароматическая компонента обычного афри­канского рынка, особенно за полдень, ближе к закрытию, способна вообще раз и навсегда отбить охоту там появ­ляться: тяжелый аккорд запахов нагревшихся на солнце мяса, вяленой рыбы и кислого молока, дополненный слегка диссонирующей ноткой продающихся тут же самодельных резиновых сандалий из старых автомобильных покрышек, мощно доминирует над всем пространством рынка, шутя забивая тонкие ароматы ананасов, манго, бананов и других фруктов… А уж если где-нибудь в глубинах рынка притаил­ся переспелый джекфрут, его тошнотворно-парфюмерный запах заливает все вокруг, как библейский потоп землю, и спасение заключается только в одном: бежать со всех ног, пока обонятельные рецепторы способны хоть что-то воспринимать…

Но в любом случае, благословленная яркими красота­ми природы и простодушной открытостью подавляющего числа простых африканцев, Африка оставляет неизглади­мое впечатление и цепляет: туда хочется возвращаться снова и снова… Хотя это, на мой взгляд, относится прежде всего к Черной Африке; заселенный арабами север кон­тинента в значительной степени отличается от экватори­альной части и юга материка как в смысле природы, так и менталитетом.

Огромное влияние на мое восприятие Африки, еще до того, как я там очутился, оказали книги Джеральда Даррелла — замечательного зоолога, путешественника и писателя, чьи искрящиеся добрым и тонким юмором описания при­роды, зверей и людей тех мест, где ему пришлось побывать, навсегда стали для меня примером того, как вкусно мож­но рассказывать о любимом деле всей жизни. Да и вообще мне близок такой литературный жанр: рассказ о том, что реально происходило конкретно с тобой, что ты сам ви­дел, в чем принимал непосредственное участие… Морские очерки Конецкого, мещерский цикл рассказов Паустов­ского… Все-таки, каким бы мастером ни был пишущий, так точно передать чувства, нюансы ощущений вплоть до тактильного восприятия окружающей обстановки, как может непосредственный участник событий, ему вряд ли удастся… О себе писать проще. Наверное, именно поэтому так часто в художественной литературе автор привносит много личного: в ощущения героев, в их черты характера, в то, как они реагируют на происходящее…

Я люблю животных. В детстве мне всегда было инте­реснее сходить в зоопарк, чем в цирк. Я запоем читал все, что так или иначе было связано с животными: лондонов-ский «Белый Клык», рассказы Сетон-Томпсона, позднее, в середине 60-х, появились первые переводы книг того же Даррелла… Я думаю, что мое позитивное, на грани востор­женного, отношение к Африке связано еще и с тем, что мне удалось исполнить свою детскую мечту: самому увидеть многих африканских животных в природе, в их естествен­ной среде обитания…

В последующем повествовании я не буду уточнять, где конкретно, в каком из национальных парков Уганды и на берегах каких озер все это происходило: если честно, уже не помню, да и неважно это. Но передать тогдашние свои впечатления я постараюсь с максимальной досто­верностью.

Пыль над прайдом

Мы приехали в национальный парк накануне вечером. Во время инструктажа о правилах безопасности в националь­ном парке, который проводил дежурный администратор гостиничного комплекса, мы получили неоспоримое под­тверждение того, что озвученных им правил имеет смысл придерживаться: где-то совсем недалеко от центрального здания комплекса раздался зычный львиный рык, заста­вивший наших женщин побледнеть, а Мишкиных сыно­вей крепко вцепиться в маму.

Утром мы уже по отработанной схеме вызвали машину, позавтракали и подошли к администратору.

—  Хотим поездить по парку, посмотреть животных. Как проехать и откуда рекомендуете начать?

Администратор достал пачку буклетов, отщипнул от нее несколько штук и протянул нам.

—  Все маршруты расписаны здесь. Главное, следуйте указателям, заблудиться здесь невозможно, все дороги за­кольцованы и ведут в гостиничный комплекс.

В машине Миша, Жора и я сели на передний диван и рас­крыли один из буклетов. Маршрутов было пять, обозначе­ны они были линиями разного цвета, но вначале почему-то все линии вели в направлении въезда на территорию нацио­нального парка. Потом маршруты расходились, и для каж­дого из них в буклете было помещено подробное описание.

—  Там какой-то сборный пункт, — предположил Ми­ша. — Наверное, всех собирают и распределяют гидов…

—  Да вряд ли, — возразил Жора. — Ты ж е видишь, у них маршруты разработаны так, чтобы самим можно было проехать, без гидов…

Мы уже собирались отправиться в путь, когда на крыль­цо главного здания вышел администратор и помахал нам рукой. Я открыл дверь.

—  Господа, захватите с собой нашего смотрителя — он откроет вам музей.

Ага, значит, все дороги ведут в музей… Ну ладно, тоже неплохо. К микробусу от главного здания шел невысокий пожилой африканец в яркой вязаной шапке с помпоном. Я с удивлением посмотрел на Жору.

—  Они тут многие в таких ходят, — улыбнулся он. — По утрам для местных прохладно, да и от солнца она, навер­ное, защищает…

Позже я убедился, что шерстяные вязаные шапки в Аф­рике не просто головной убор, а весьма статусная вещь, особенно среди молодежи.

Мы подъехали к длинному одноэтажному строению ти­па барака, перед которым были врыты в землю два столба, украшенных сверху выбеленными жарким солнцем чере­пами антилоп с длинными винтообразными рогами. Ме­жду столбами висел выцветший транспарант, на котором с трудом угадывались слова «Музей национального парка».

Смотритель достал из кармана здоровенный ключ и открыл амбарный замок, висевший на толстом, покры­том ржавчиной засове.

—  Прошу! — он распахнул входную дверь. Мы зашли внутрь. Через небольшие окна под потолком было видно ярко-синее небо, резко контрастировавшее с серо-пыль­ным антуражем музея. Экспозиция не блистала дизай­нерским изыском: на всю глубину здания был сооружен деревянный помост, между которым и стенами оставалось ровно столько пространства, чтобы мог пройти один че­ловек. На стенах висело несколько фотографий, а помост был покрыт белеющими в скудном освещении костями, перемежавшимися с объяснительными табличками.

—  Начинайте осмотр по часовой стрелке, — сказал смо­тритель. — Потом подойдете ко мне.

Мы пошли вокруг помоста. Там были разложены че­репа и отдельные кости всех животных, представленных в национальном парке, включая слонов, бегемотов и но­сорога. Носорог явно погиб не от старости: в черепе была видна аккуратная дырка, рог был спилен.

—  Браконьеры постарались, — услышал я сзади голос смотрителя. — У нас этих носорогов и так всего пять оста­валось…

На фотографиях были изображены животные, кости которых лежали перед нами. Фотографии были старые, в том свете, который пробивался через крошечные окош­ки, их было невозможно рассмотреть во всех деталях.

Мы обошли вокруг усеянного костями помоста и по­дошли к смотрителю. Он стоял у небольшой витрины, за­крытой шторками.

—  Ну, а теперь главное, — сказал он и раздвинул шторки. В витрине на трех стеклянных полках, подсвеченные через находившееся как раз напротив окошко, рядками лежали двенадцать человеческих черепов разной степе­ни потрепанности. Один из них был просто сплющен, как консервная банка, — нетрудно было догадаться, кому не уступил дорогу его хозяин. На некоторых были явно видны следы зубов, и только два были в более-менее приличном состоянии.

—  Это егеря нашли на территории парка только за два последних года, — назидательно сказал смотритель. — Большинство из них были браконьерами, но есть и пара туристов. Поэтому ни под каким видом из машины не выходить, животных не дразнить и ни в коем случае не съезжать с дороги! Вопросы есть?

Вопросов не было. Смотритель внес в журнал наши имена и данные машины, мы расписались за инструктаж и поехали по так называемому «львиному маршруту». Маршруты были разработаны таким образом, что каж­дый из них проходил через места наиболее вероятного пребывания какой-то части зверей. В нашем случае это были львы, носороги и жирафы. В буклетах помимо схем маршрутов имелось подробное описание каждого из них, с ориентирами и фотографиями точек, с которых было удобнее наблюдать за теми или иными обитателями саванны.

С носорогом нам не повезло: видимо, он уже позавтра­кал и отдыхал где-то в тени, вдали от суеты и начинавшего припекать солнца. Зато жирафов мы насмотрелись вволю: Томас выбрал очень удачное место для остановки, с кото­рого открывался отличный обзор. Метрах в двадцати от нас группа из пяти взрослых жирафов и двоих подростков метра по три с половиной в высоту самозабвенно объедала листья с деревьев. Мы открыли люк в крыше микробуса и минут пять по очереди щелкали фотоаппаратами. Потом Миша и Жора посадили на плечи Мишкиных сыновей, и те, открыв рты, молча глазели на огромных грациозных жи­вотных, не обращавших на нас ровно никакого внимания. Сидевший на Жоре старший, Андрейка, повернулся к отцу:

—  Пап, а чего они палки не выплевывают, У них же жи­воты заболят!

—  Не заболят, — ответил Миша. — У них зубы знаешь какие здоровенные, все в мелкую стружку пережуют.

Андрейка еще раз взглянул на жирафов и, видимо, впечатлившись их жевательными возможностями, стал поспешно слезать с Жоркиных плеч.

Потом мы долго ехали, встречая по пути отдельные группы пасущихся антилоп, и искали указанную в буклете группу деревьев, на которых, согласно описанию маршру­та, днем можно было найти отдыхающих львов. В дока­зательство в буклете имелся снимок отдельно стоящего дерева, на котором здоровый лев вальяжно возлежал на большой ветке метрах в трех над землей. Его гривастая голова лежала на перекрещенных передних лапах, в то время как задние лапы свисали по обе стороны ветки. Лев смотрел прямо в объектив, глаза его не выражали ничего, кроме полной расслабленности. Не знаю, правда или нет, но угандийцы утверждают, что только их львы имеют та­кую привычку — отдыхать на деревьях… Странная привыч­ка, если учесть, что обычно умеющие лазать по деревьям животные забираются туда только для того, чтобы обез­опасить себя на время сна или спокойно потрапезничать. Кого опасаться льву на земле — непонятно, поэтому это, видимо, все-таки тяга к уединению…

Мы так и не увидели львов на деревьях. Время подхо­дило к обеду, солнце пекло уже не на шутку, и даже Томас предположил, что все звери ушли на послеполуденный отдых. Мы уже почти не смотрели в окна, обсуждая наши дальнейшие планы (после обеда мы должны были про­должить наше путешествие в сторону дома), младший из мальчишек, Толик, сладко посапывал у мамы на коленях. Внезапно Томас резко затормозил и радостно присвист­нул. Мы подняли глаза. Впереди, метрах в пятнадцати от машины поперек дороги лежала группа львиц. Мы не верили своим глазам. Шесть огромных кошек лежали на боку прямо на пыльной дороге в тени большого дерева. Две из них, находившиеся ближе к нам, подняли головы

и смотрели в нашу сторону. Остальные не подавали ника­ких признаков беспокойства.

—  Вот это да! — выдохнул Жора. — Не было ни гроша… Миша и женщины явно не разделяли его восторга. С од­ной стороны, именно львов мы и искали. С другой стороны, все они лежали на дороге, которая в этом месте была силь­но заглублена, поэтому объехать эту группу отдыхающих не представлялось никакой возможности.

Я приподнялся и начал открывать люк.

—  Ты что, — рявкнул Михаил, — совсем одурел?

—  Я чуть-чуть, — жалобно протянул я, — только руки туда высуну с аппаратом. Не пропускать же такой случай! Я с вами слайдами поделюсь!

Я готов был обещать что угодно, только бы мне дали сделать снимок не через запыленные окна машины.

Миша посмотрел на львиц. Они все опять мирно спали, не размениваясь на каких-то там зевак, которых они нави­дались в своей жизни.

Я принял молчание за знак согласия и осторожно по­тянул люк. Сдвинув его сантиметров на тридцать, я чуть приподнялся с сидения, чтобы как можно выше выставить руки с фотоаппаратом. Затем я принялся щелкать один кадр за другим, немного меняя наклон камеры, чтобы хоть как-то гарантировать попадание львов на снимок — в ви­доискатель-то я посмотреть не мог…

Однако время шло, а мы так и не могли тронуться с ме­ста. Томас попробовал посигналить. Никакого эффекта это не возымело. Гигантские кошки как спали, так и продол­жали спать. Тогда он попробовал нажать на педаль газа. Мотор рыкнул. Одна из львиц запрядала ушами, но было это вызвано звуком двигателя или ей просто надоели кру­жившиеся роем над каждой из них мухи — было неясно. Томас потихоньку тронул машину с места и стал прибли­жаться к прайду. Время от времени он выжимал сцепление и поддавал газу. Мотор взревывал все ближе к львицам. Мы были уже метрах в пяти от них. Наконец, львица, лежавшая прямо перед машиной, встала, укоризненно посмотрела в нашу сторону и, не торопясь, вразвалочку побрела с до­роги. Она с трудом вылезла на возвышающуюся над доро­гой обочину и тут же, как подкошенная, рухнула в траву.

Ободренный первым успехом, Томас продолжал дви­гать машину вперед, не забывая грозно порыкивать дви­гателем. Одна за другой львицы нехотя вставали и, не про­являя никакой агрессии, а выражая скорее досаду тем, что приходится из-за всякой ерунды прерывать отдых в такой замечательной тени, отряхивались, поднимая в воздух об­лака мелкой пыли, и брели на обочину досыпать. Там они по очереди падали на землю и мгновенно засыпали снова.

Пыль, поднятая львами, медленно оседала, мы проез­жали мимо лежавших уже на траве кошек, и я в последний момент, когда мы поравнялись с лежавшей с краю львицей, приоткрыл люк чуть больше, протиснулся в него и, убедив­шись, что в видоискателе поместился весь прайд, сделал последний снимок метров с трех до ближайшего хищника. Когда я сел и задвинул люк, Жора легонько двинул меня плечом и тихо сказал на ухо: «Этот слайд мой!». Я согласно кивнул головой. Подумаешь, слайд… Я видел диких львов с трех метров, без клеток и рвов с водой, я исполнил одно из своих самых заветных желаний!

«Федя, куджа апа!»

Это был четвертый день нашего путешествия по нацио­нальным паркам.

Я уже ближе сошелся со специалистами, с которыми мне в дальнейшем придется работать, а сейчас пока мы с ними с восторгом знакомимся с великолепной африкан­ской природой, с ее экзотической фауной и особенностями национальных парков, о которых тогда в нашей стране да­леко не все даже слышали.

Я уже знаю, что мои спецы — Михаил и Георгий — слу­жат в Псковской десантной дивизии. Жора — капитан, но он технарь, а Миша — старший лейтенант и намного моложе, но он командир батареи, поэтому в нашей группе старшим назначили именно его. Ребята оба среднего роста, но Ми­ша худощавого телосложения, а Жора именно такой, каким я себе представлял десантников: широкоплечий атлет с би­цепсом объемом с мое бедро. Однако, судя по всему, мои на­дежды познакомиться с помощью ребят с основами десант­ного рукопашного боя имеют мало шансов на исполнение.

—  Жора, — спросил я его как-то вечером после ужина, по­ка мы ждали машину, чтобы доехать до наших домиков, — а почему ты тогда заинтересовался, какой у меня разряд по гимнастике?

—  Да я сам занимался в свое время — сказал Жора. — Ко второму курсу до КМСа добрался. Ну, и сейчас стараюсь форму поддерживать, только сложнее стало, все-таки мне тридцать пять уже…

Ага. Вот теперь понятно, откуда такие мышцы! Ну, и бог с ней, с рукопашкой…

Сегодня у нас по плану знакомство со слонами. Мы дол­жны были выехать сразу после завтрака, но вмешалось од­но чисто русское обстоятельство: у Мишиной жены Ната­ши вчера был день рождения. По этому поводу за ужином было употреблено некоторое количество горячительных напитков, к которым у Миши двойственное отношение. Его вечерний застольный азарт находится в экзистенци­альном противоречии с утренними возможностями ор­ганизма, поэтому выезд на сафари сразу после завтрака отпадает сам собой. По его настоятельной просьбе я беру в баре ресторана ящик пива и втайне от Наташи загружаю его в машину.

Мы выезжаем ближе к полудню. В этот раз с нами едет егерь, вооруженный армейской винтовкой. Он садится впереди с нашим водителем Томасом, женщины с детьми занимают передний диван микробуса, мы втроем устраи­ваемся сзади.

— Наберитесь терпения, — говорит егерь. — Слоны сей­час перешли на другой участок заповедника, так что ехать будем минут сорок.

Нас как раз это не очень тревожит. У нас за спинкой сиденья стоят двенадцать бутылок ледяного пива, с нами колода карт, так что скоротать время в пути для нас не про­блема. Тем более, что острота первых впечатлений от близ­кого знакомства с национальными парками уже прошла, мы уже понимаем, что на пути к слонам нас ждут все те же стада антилоп и недоверчивые кабаны-бородавочники, а с учетом нашего позднего выезда даже они, скорее все­го, будут прятаться от полуденного солнца, поэтому пиво и карты в какой-то мере скрасят однообразие дороги.

Мы едем по выбитому в саванне проселку. Справа от нас тянется озеро, слева — саванна до горизонта, сверху — солнце в самом зените, где-то впереди нас ждут слоны… Предчув­ствие нас не обмануло: саванна пуста, как стадион в переры­ве между матчами. Одна трава вокруг и кусты с одиночны­ми акациями вместо трибун. Изредка пролетает какая-нибудь птица, да Томас один раз резко тормознул, пропуская змею, переползавшую дорогу. Мы с Мишей и Жорой играем в переводного дурака. По бутылке пива мы уже выпили, на­строение у Миши явно улучшилось, тем более, что он чаще выигрывает. Вообще, Миша принадлежал к интересной раз­новидности людей: он не отличался ни особой физической

силой, ни каким-то суперинтеллектом, ни элементарной ве­зучестью. Но при этом он был крайне авторитарен и терпеть не мог в чем-либо уступать, будь то проигрыш в карты или признание своей неправоты по какому-либо спорному во­просу. С одной стороны, это помогало ему играть роль стар­шего группы, даже с учетом не слишком солидного возраста и звания. С другой стороны, я много раз замечал его ревни­во-недовольное выражение лица, когда мы с Жорой потехи ради выполняли какой-нибудь гимнастический или сило­вой трюк, который ему по совершенно объективным при­чинам был недоступен. Или когда он пытался контролиро­вать мой перевод во время занятий, не владея английским даже в объеме средней школы. Короче, комплексов у него хватало с избытком…

Но сейчас он выигрывал, пиво сгладило вчерашний пе­ребор со спиртным, а мы уже приближались к цели сегодня­шнего выезда. Поэтому Миша был бодр, весел, и весь мир был у его ног. Он благосклонно смотрел на проказы младшего сынишки, который, уже устав от дороги, методично толкал ногой старшего, а тот в свою очередь делал страшные гри­масы и показывал мелкому язык. Он не пытался, как обыч­но, подсказать Томасу, как тому следует вести машину. Он даже сделал мне комплимент по поводу моего английского произношения, что меня особо повеселило…

Мы остановились вблизи озера. Егерь сверился с каки­ми-то бумагами и сказал:

—  Ну, вот мы и приехали. Теперь смотрите вниматель­но по сторонам: они могут появиться в любой момент.

Слоны не заставили себя ждать. Где-то минут через пять-шесть мы услышали тревожный трубный сигнал и по­ехали на звук. Навстречу нам попалась уходившая от озера пара гиен, которых, видимо, и погнали слоны. Мы выехали на высокий обрывистый берег, с которого открывался вид на пологий спуск к озеру, остановились метрах в пятиде­сяти от обрыва и вышли из машины. У самого берега в во­де принимали ванны порядка семи-восьми слонов. Они приседали на корточки, набирали воду в хоботы и поли­вали себя и соседей, периодически ложились набок и явно получали удовольствие от водных процедур. Среди них был один подросток, который развлекался, поднимаясь по мокрому глинистому берегу и раз за разом съезжая в воду. Мы стояли достаточно далеко от купающихся слонов, они нас не видели или не считали нас угрозой, поэтому никак не реагировали на наше присутствие. Я сделал несколько кадров, а Миша попытался выйти на спуск к озеру, чтобы подойти поближе.

—  Не надо, сэр, — остановил его егерь. — Слоны могут быть опасны. Тем более с ними детеныш…

Только что закончивший третью бутылку пива Миша со­гласно кивнул и направился к машине. Мы еще немного по­стояли, полюбовались на купающихся слонов и тоже пошли назад. Подойдя к машине, мы увидели Томаса, мирно дрем­лющего за рулем. Миши не было. Я уже потряс Томаса за плечо и собирался спросить, не видел ли он нашего старше­го группы, как из-за ближайшей группы кустов раздалось:

—  Федя, куджа апа! (Федя, иди сюда! — суахили) Ну, да­вай, иди сюда, здесь вкуснее!

Мы с Жорой обогнули кусты и увидели метрах в пятна­дцати от нас Мишу с фотоаппаратом, который махал ко­му-то рукой. Впереди метрах в тридцати от Михаила стоял огромный слон, который, не обращая внимания на нашего поддатого приятеля, объедал большой зеленый куст.

—  Мишка, — заорал Жора, — кончай дурить, давай бы­стро в машину!

Услышав еще один голос, слон насторожился. Он раз­вернулся в нашу сторону и начал подергивать ушами.

—  Господа, — услышали мы за спиной голос егеря, — про­шу вас немедленно сесть в машину! Слон начинает злиться!

Обиженный отсутствием внимания со стороны живот­ного, Миша махнул рукой, пробормотал «малахольный ка­кой-то», а потом вдруг подобрал с земли ветку и запустил ею в слона. «Федя» тут же угрожающе поднял хобот и сде­лал несколько быстрых шагов в нашу сторону. Уже пово­рачиваясь, я краем глаза увидел, как Жора хватает Михаи­ла за шиворот и буквально швыряет в направлении маши­ны. Мишка чуть не упал, но выровнял бег и первым влетел в салон микробуса, где уже сидели с круглыми от удивления глазами Жорина жена и все Мишкино семейство. Опытный егерь заранее посадил их на заднее сиденье, поэтому Миша, за ним я, а потом и Жора беспрепятственно ввалились на передний диван. Последним на сиденье рядом с водителем влетел егерь, рявкнув что-то на суахили. Томас тут же врезал по газам, и мы, поднимая тучу пыли, помчались по просел­ку. В отличие от серого от ужаса Томаса, егерь внешне был спокоен, но по тому, как он грохнул прикладом винтовки по полу машины, чувствовалось, что он кипит от возмущения.

—  Куда сейчас едем? — как можно спокойнее спросил я.

—  На базу, — коротко ответил егерь. — На сегодня хва­тит приключений («Enough adventures for today»)…

—  Что он сказал? — спросил меня Михаил. Похоже, про­бежка его отрезвила.

—  Сказал, что ты авантюрист, — соврал я, уверенный, что Миша не знает значения слова «adventures».

Миша покраснел и уже открыл рот что-то возразить, но посмотрел в сторону Жоры и промолчал. Тот сидел, не­подвижно глядя в затылок егеря, крепко сжав зубы и катая желваки.

Больше до самого въезда в гостиничный комплекс ни­кто не промолвил ни слова.

Когда мы приехали и выгрузились у входа в главный корпус, Жора потянул меня за рукав.

—  Пошли, поговорим с егерем, — сказал он. — Не дай бог, настучит на нас своему начальству, а те в министер­ство обороны…

Мы подошли к егерю, который о чем-то говорил с То­масом. Отведя его в сторону, Жора полез в карман и достал купюру в сто шиллингов. Это по местным понятиям было немало — столько стоил день проживания в лучшем сто­личном отеле, в котором я до этого останавливался.

—  Мы понимаем, что наш товарищ был неправ, и на­деемся, что этот инцидент останется между нами.

Я перевел. Егерь молча покосился в сторону ящика, в ко­тором еще оставались три бутылки пива. Жора все понял:

—  Сань, положи ему пиво в пакет. Я взял пакет с несъеденными детьми бутербродами, положил туда оставшееся пиво и протянул пакет егерю.

Тот в первый раз за последний час улыбнулся и кивнул головой:

—  Спасибо! Денег не надо, с вами же дети были…

Через несколько минут, когда женщины и дети уже си­дели в ресторане, я, выйдя из зала помыть руки, случайно стал свидетелем того, как Жорка, взяв Михаила за грудки и вжав в стенку коридора, ведущего к ресторану, шипел:

—  Детям спасибо скажи, урод! Они тебе сто шиллин­гов сэкономили — переплатили, я считаю, за тебя и десятки жалко!..

Красный, как рак, Миша смотрел в сторону и молча кивал головой.

—  Еще раз что-нибудь подобное, — пригрозил Жора, — придушу к чертовой матери.

У меня было полное впечатление, что он не шутил.

Розовый чемоданчик

Очередной лодж (туристический комплекс) на нашем пути располагался прямо на высоком берегу озера. Сим­патичные домики по 4 номера в каждом образовывали полукруг, в центре которого находилось главное здание с регистратурой и рестораном, вокруг всех домиков были устроены цветники и росли деревья типа мимозы, перед главным корпусом красовалась круглая клумба. К наше­му приезду основной темой цветников и клумбы были гладиолусы. Их крупные колокольчики были всех цветов радуги. Из-за обилия гладиолусов территория лоджа вы­глядела, как школьная линейка первого сентября. Со вре­мени моей последней школьной линейки прошло чуть больше трех лет, поэтому мне мгновенно пришла в голову эта аналогия.

—  Как красиво, — восхитилась Люся, жена Жоры. — Пря­мо первое сентября!

Я удивленно посмотрел на нее.

—  Я же учительница, Саша, — улыбнулась она. — У нас в Пскове только первого сентября и увидишь столько таких цветов.

Мы приехали к обеду. Это была последняя остановка на пути к месту нашей работы, всего в ста двадцати кило­метрах от туркомплекса, в котором мы останавливались прошлой ночью, и километрах в девяноста — ста от Масинди, конечной точки нашего путешествия. Разместившись в определенных нам номерах и пообедав, мы с благосло­вения администрации («Нет, господа, хищники к нам не заходят, можете спокойно гулять по территории, но только в светлое время») пошли осматривать местность. Холм, на котором находились домики, с одной стороны практиче­ски вертикально обрывался в озеро, а левый и правый его склоны образовывали пологие спуски к воде. Слева подой­ти вплотную к воде мешали заросли тростника. С правой стороны от обрыва тростника не было. Берег у самой воды представлял собой нечто вроде песчаного пляжа метров двадцать шириной, вдававшегося в озеро недлинным, ме­тров пятнадцать, языком, а чуть дальше над озером нави­сала скала, у подножья которой песок пляжа был местами усыпан обломками камней.

Под обрывистой частью берега за неширокой полосой тростника раздавалось громкое урчание и периодический плеск воды, как будто кто-то греб гигантским веслом. Мы вышли по песчаной косе к кромке воды. Теперь стало вид­но, что под обрывом, за тростником, устроилось большое стадо бегемотов. Их темные, лоснящиеся от воды спины напоминали небрежно разбросанные ледником валуны, которые мне приходилось видеть на Балтике. Некоторые спали, другие нежились под солнцем, раскрыв необъятные пасти, из которых торчали огромные желтоватые клыки. По спинам спящих сновали небольшие птички типа ма­леньких куличков, которые периодически что-то выкле­вывали из толстых складок шкуры.

—  Опасная работенка, — прокомментировал стоящий рядом с о мной Жора. — Представляешь, если он проснется…

—  Я тебя уверяю, он в курсе, что она делает, — сказал я. — И потом, ну проснется он, так она со спины улетит сразу. Есть птицы, которые жирафам зубы чистят, вот там в рот прихо­дится лезть…

Нашу беседу прервал громкий рев. Ближе к тростни­кам что-то не поделили два гиппопотама. Они стояли чуть наискосок друг от друга и грозно взревывали. Потом один из них махнул головой и, шлепнув громадной челюстью по воде, обдал противника массой брызг. Противник от­ветил тем же. Вот эти-то шлепки по воде и последующее обрушение сотен литров поднятых брызг обратно в воду и создавали впечатление того, что какой-то гигант оруду­ет веслом. Через пару-тройку выпадов в адрес друг друга скандалисты успокоились. Над тем местом, где состоялась водяная битва, ненадолго повисла небольшая радуга.

—  Смотри, мама, — сказал трехлетний Толик, — бегемотики радугу нарисовали!

Мы вернулись в гостиницу. Миша с семьей и Люся оста­лись отдыхать, а мы с Жорой решили попробовать порыба­чить. У ребят с собой были две снаряженные складные удоч­ки. Мы взяли хлеба, решили, что, если не будет клевать на хлеб, наловим на берегу кузнечиков, и уже собрались ухо­дить, как в домик зашел наш водитель Томас, чтобы уточ­нить время сборов на ужин.

—  Вы на рыбалку? — спросил он, увидев удочки.

—  Ну да, пойдем, попробуем…

—  А на что ловить будете? Узнав про хлеб и кузнечиков, Томас засмеялся:

—  Ну, это вы в России на хлеб ловить будете, здесь рыбе живая наживка нужна.

—  А где же ее взять-то?

Томас вышел с нами на улицу. Оглянувшись по сторо­нам, он отправился к торчавшему из земли недалеко от нашего домика красному глиняному конусу.

—  Точно, — пробормотал Жора, — это же термитник… Томас подошел к термитнику и внимательно его осмо­трел. Потом он отошел на шаг и изо всех сил пнул подошвой по верхушке. Верхушка термитника откололась и упала вниз. На сломе обнажилась мелкозернистая глиняная структура с идущим вглубь ходом посередине. Томас достал из карма­на платок, засунул уголок платка в рот и пожевал его. Затем он скрутил платок в жгут и опустил намокший от слюны угол в термитник.

—  Минутку подождать придется, — сказал он. Мы закурили. Через пару минут Томас вытащил платок.

—  Есть куда положить? — спросил он. Я присмотрелся. На платке, крепко вцепившись в ткань кривыми челюстями, висела пара десятков белых пузатых термитов. Я первый раз видел их живьем. Мягкое белесое тельце венчала относительно небольшая блестящая корич­невая голова с такого же цвета здоровенными острыми жвалами.

Жора достал из пакета стеклянную банку с завинчи­вающейся крышкой, в которую мы собирались ловить кузнечиков. Томас положил платок в банку и аккуратно завинтил крышку.

—  Пусть на платке будут, так удобнее их брать — сказал он. — Платок вечером отдадите.

Мы с Жорой стояли на песчаной косе. Часы показывали около пяти вечера, солнце было еще высоко, но уже не так нещадно палило. Стоял мертвый штиль, на глади озера не было ни малейшей морщинки. Иногда там и сям на воде по­являлись круги: мелкая рыбешка гонялась за садившими­ся на воду мошками; в небе описывала круги пара уже при­вычных глазу пернатых хищников… Наши поплавки засты­ли в трех метрах от нас, как приклеенные к зеркалу озера.

Жора посмотрел на небо.

—  М-да, — протянул он, — этим ребятам сегодня тоже с рыбой не везет.

Мы рыбачили уже час. Ни у нас не было ни единой поклевки, ни орлы ни разу не спикировали к воде… Мы перепробовали и термитов, и хлеб, и мелких кузнечиков. Все было бесполезно.

—  Слушай, Жор , — сказал я, — может, здесь просто мелко для нормальной рыбы? Смотри, ведь глубина полметра всего.

—  Так мы дальше просто не забросим, — резонно воз­разил Жора. — Можно, конечно, пойти попробовать напра­во, к скале — может, там поглубже.

В этот момент слева от нас, со стороны тростников с бе­гемотами, раздался характерный всплеск. Метрах в пятна­дцати от нас по воде расходились круги от чего-то круп­ного, только что нырнувшего в воду. Мы насторожились. За проведенный нами под солнцем час это был первый признак присутствия рядом какой-то крупной добычи. Мы вытащили снасти из воды и приготовились перебросить их подальше, в сторону проплывающей рыбы.

Тем временем метрах в пяти от предыдущего всплеска на поверхности вдруг совершенно бесшумно появился ка­кой-то предмет.

— А это еще что за тревожный чемоданчик? — удивил­ся Жора. Предмет и вправду больше всего напоминал имев­шийся у каждого офицера и знакомый мне с детства тревож­ный чемоданчик: сантиметров 60 в длину, прямоугольный, светло-коричневого цвета… Чемоданчик чуть проплыл ми­мо нас и вдруг резко ушел в воду, с точно таким же вспле­ском, который раньше привлек наше внимание.

Мы переглянулись. В это время «чемоданчик» выныр­нул снова, да не один. Метрах в двух от него из-под воды, тоже практически бесшумно всплыла огромная спина, с одной стороны которой над водой выступала верхняя часть массивной длинной головы с мощными надбровны­ми дугами, под которыми были видны маленькие и весьма недружелюбные глазки, и выпуклыми ноздрями… Бегемот сделал глубокий вдох и погрузился одновременно с ны­ряющим очередной раз «чемоданчиком».

Мы проводили их взглядом. «Чемоданчик» еще пару раз появлялся на поверхности по направлению к скале, куда мы хотели переместиться. Потом метрах в сорока от нас, практически у самой скалы, из воды показалась огромная туша бегемота. Он вышел на отмель и повер­нулся в сторону озера. Прямо перед ним вынырнул «че­моданчик». Бегемот сделал какое-то бодающее движение головой в сторону берега, и стало ясно, что он пытается выкатить «чемоданчик» на мелкое место. Когда нахлы­нувшая от этого движения волна спала, мы увидели пе­ред бегемотом его миниатюрную копию. Детеныш стоял в профиль, по колено в воде, ярко освещенный солнцем, и мы хорошо видели, что коричневый цвет его спины к бокам и животу терял свою насыщенность и посте­пенно переходил в бежево-розовый. Теперь было видно, что мы недооценили его размеры: он был не меньше ме­тра в длину и сантиметров 60 ростом, и весил, наверное, килограммов за сто. То же , что мы приняли за чемодан­чик, было его головой.

— Нет, — сказал я Жоре, — это ни разу не тревожный чемоданчик, это просто «Великая Германия» какая-то…

«Великой Германией» в семьях военных назывались огромные чемоданы с поперечными деревянными реб­рами жесткости, с которыми наши офицеры в 50-х — 60-х годах приезжали на службу в ГДР — в Группу советских войск в Германии. Мой отец был направлен туда первый раз, когда мне было три года, и мама рассказывала, что первую неделю после приезда, пока семья занималась обустройством на новом месте, я прекрасно спал в таком чемодане…

Тем временем мамаша вытолкала свое чадо на берег и начала головой катать его по песку. Малыш сопротив­лялся, извивался всем телом (насколько, конечно, мешок, допустим, картошки способен извиваться), но мать была непреклонна. Повозив его таким манером минут пять, она спихнула его в воду.

—  Что она с ним делает? — удивился Жора.

—  По-моему, моет, — сказал я. — Суббота, банный день.

—  А по песку зачем возит?

—  Мочалки нет, — ответил я. — Мочалки нет, а паразиты есть, вот и соскребает.

А настойчивая мамаша снова вытолкала отпрыска на берег и повторила процедуру. После того, как он очередной раз ополоснулся от песка, она не стала больше его мучить, а залегла на отмели отдохнуть. Бегемотенок какое-то вре­мя шлялся по берегу, но ничего съедобного и интересно­го там, видимо, не нашел, поэтому вскоре присоединил­ся к матери. Еще минут через пять мать встала, утробно вздохнула, и парочка скрылась в воде.

Потом мы еще пару раз видели всплывающего бегемотенка на пути обратно к стаду. Мать на поверхности не показывалась — наверное, убедилась, что ребенку ничего не угрожает, а воздуха на то, чтобы покрыть под водой ка­кие-то сто метров, ей хватало с избытком.

На следующее утро, в воскресенье, мы встали порань­ше. Нам предстоял последний отрезок дороги домой, а на следующий день уже надо было выходить на работу, поэто­му было решено не тянуть с отъездом.

Через десять минут ресторан должны были открывать на завтрак, и мы вышли на улицу.

—  Что за хрень? — не сдержался Миша. Перед доми­ком, где еще вечером радовал глаз переливающийся все­ми красками радуги цветник, была только перекопанная почва, там и сям валялись обломки деревянной ограды.

Мы огляделись. Перед другими домиками была та­кая же безрадостная картина. А круглую клумбу перед главным корпусом вместо еще вчерашнего буйства цветов украшала огромная куча свежего навоза, иезуитски разме­щенная точно по центру клумбы.

—  Бегемоты, — сказал администратор, оформляя нам перед завтраком расчетные документы. — Бегемотам очень нравится есть гладиолусы. Пришли ночью, поели и ушли. У нас такое уже было несколько лет назад, мы подумали, что это случайность, и решили в этом году снова посадить. Но, видимо, придется менять на что-то другое…

Продолжение следует...

Подписывайтесь на наши социальные сети: