Александр Глебович Иванченко

(От автора) Африканские зарисовки (записки военного переводчика, часть 1 ) (часть2 )

ПЯТИМИНУТКА

(вместо пролога)

Первая командировка в Африку, 1975 год, Уганда… Не­большой пыльный городок Масинди в 200 километрах к северу от столицы страны Кампалы… В четырех кило­метрах от городка стоял артиллерийский полк, где и про­текала моя служба в качестве переводчика группы со­ветских военных специалистов. Ну, группы — это громко сказано, в те времена на всю Уганду советских военных было человек 25–30, и наша «группа» состояла из трех че­ловек. Сначала я работал с двумя офицерами-десантни­ками, Михаилом и Георгием, которые обучали местных вояк боевому применению и обслуживанию спаренных 23-миллиметровых зенитных установок, а через полгода их сменили два прапорщика-автомобилиста, Виктор и Володя, задачей которых было обучение местных во­дителей езде на только что поставленных угандийской армии ГАЗ-66, а заодно ремонт и обслуживание другой имевшейся в полку автотехники советского производ­ства. Вот к периоду работы с Витей и Володей и относится данное повествование.

В нашем распоряжении было два домика в офицерской части гарнизона. Довольно просторные и уютные — в каж­дом по три спальни, гостиная, кухня, прачечная и пристро­енный к домику гараж. Вокруг домиков было сотки по че­тыре земли, которую жены местных офицеров (до четырех жен у каждого) использовали под огороды, а у нас росли пара бананов, касторовое дерево и какие-то невнятные кустики без ярко выраженной съедобной составляющей. Зато в изобилии имелась трава, покрывавшая все осталь­ное пространство двора, и ее надо было регулярно косить, ибо в некошеной траве себя прекрасно чувствовали змеи, которых в этой части Африки предостаточно.

Домиков было два, поскольку жившие в них до нас десантники были в командировке с семьями. Мы с Витей и Володей (я-то был еще не женат, а они приехали всего на год и, соответственно, их отправили в командировку без семей) жили в одном доме для удобства совместного ведения хозяйства. Совместное ведение хозяйства заклю­чалось в закупке продуктов на городском рынке и в пол­ковом магазине и приготовлении по очереди нехитрого харча на всех. Ну, и вечерние карточные состязания никто не отменял — с другими развлечениями было проблемно. Даже телевидения не было. То есть я, конечно, мог бы взять машину и съездить в город, где в единственной гостинице пару раз в неделю демонстрировали старые голливудские фильмы на допотопном проекторе (хорошо еще хоть со звуком), но мои специалисты с иностранными языками не дружили, а мне одному развлекаться было неудобно, поэтому этот вид культурного досуга мы по негласной до­говоренности игнорировали.

Единственное, что немного скрашивало наш быт по­мимо «заказного кинга» (в преферанс, так популярный среди русского офицерства, мои товарищи не играли), был настольный теннис. Теннисный стол стоял в гараже нашего обиталища, так как машину мы держали в гараже второго выделенного нам дома. Там же, рядом со столом, хранился садовый инвентарь: лопата и пара специальных мачете, загнутых наподобие кочерги, для выкашивания травы. В пинг-понг мы обычно рубились до ужина, а после трапезы переходили к менее подвижным и более способ­ствующим перевариванию пищи карточным баталиям под пиво с орешками.

Тут надо сказать пару слов о моих спецах. Виктор был из подмосковного Алабина, такой уже вполне сформи­ровавшийся 36-летний дядька, немного себе на уме, как любой прапор с пятнадцатилетним стажем, но вполне добродушный и, в общем-то, достаточно быстро освоив­шийся с местными особенностями. Володя же был из Но­восибирска, ему было 26 лет, он мало куда в жизни выез­жал из Сибири, поэтому африканские реалии, о которых он, как мне показалось, был осведомлен исключительно из творчества Чуковского («Не ходите, дети, в Африку гу­лять!..»), производили на него совершенно неизгладимое впечатление. В плане санитарии он был заинструктирован настолько, что мыл с марганцовкой и обдавал кипятком даже бананы, а любые ползающие, прыгающие и летаю­щие представители местной фауны приводили его просто в предынфарктное состояние.

Надо учесть, что наш дом, как, впрочем, и большин­ство остальных жилых домов гарнизона, снизу доверху, за исключением прокаливаемой солнцем крыши, зарос люфой, сиречь мочалкой. Представьте себе рассаду огурца с плетями до 10–15 метров, с соответствующего размера листьями и плодами, похожими не то на гипер-огурец, не то на супер-цуккини длиной до 60–70 см (а внутри, под кожурой, это та самая всем знакомая мочалка), и все это добро густо увивает крыльцо и стены одноэтажного дома… А поскольку под лианой сохраняются прохлада и влага, ко­личество проживающих там ящериц и прочей живности просто зашкаливает! Поэтому Володя, когда мы возвраща­лись с работы домой, всегда заходил в дом первым, так как звук и движение открываемой двери вызывали легкий пе­реполох у жителей мочалки, и сразу после прохода первого человека на остальных начинали сыпаться толстые яще­рицы-агамы с сине-зеленой, отливающей пережженным металлом чешуей, крупные лупоглазые богомолы, а пару раз даже сонные летучие мыши, в безопасности которых убедить Володю не было вообще никакой возможности.

Справедливости ради, не все местные твари были так безобидны. Многие районы Уганды заражены мухой цеце, много скорпионов и ядовитых насекомых, практически по всей стране часто встречаются змеи. Среди них особо дур­ной славой пользовалась крупная, значительно более метра в длину, ровного темно-серого цвета змея с белесым брю­хом, которую местные называли «пятиминутка» — считалось, что человек умирает после ее укуса в течение пяти минут… Так или не так — я не знал: справочника в то время под ру­кой не было, а охотников проверять на себе тоже было не в избытке…

И вот, собственно, описываемый вечер. Мы сидим в го­стиной, играем в карты, попиваем местное, довольно при­личное пиво… Сегодня пятница, впереди два выходных дня, а, значит, будет выезд на рынок с его волшебными тропиче­скими красками и не всегда приятными запахами, дежур­ному придется забивать холодильник и морозилку котле­тами и другими полуфабрикатами на неделю вперед, надо постираться, навести порядок в доме, в общем — переделать все те дела, на которые в будни просто не хватает времени, но которые вносят такое необходимое разнообразие в на­шу рутину…

И тут Витя, сдав в очередной раз карты, решает заку­рить и лезет в пачку за сигаретой.

— Вот блин! Кончились… Мужики, у кого сигареты есть?

После коротких поисков выясняется, что на всех оста­лось две сигареты, а полковой магазин уже закрыт, поэто­му до утра трое курящих мужиков не дотянут. Настроение у всех начинает портиться. И тут я вспоминаю, что на окне гаража полно недокуренных сигарет, которые туда кладут­ся во время игры в пинг-понг и благополучно забываются…

— Ребята, я сейчас. Из гаража принесу бычков, до утра дотянем.

И я иду в гараж. Ночь настоящая, африканская, безлун­ная, темно, как… Ну, вы понимаете… Освещения на улице нет, поэтому с собой фонарик… Я поднимаю гаражные воро­та, и в луче фонаря вижу теннисный стол, а прямо между ним и мной на полу лежит и внимательно на меня смотрит свер­нувшаяся в кольцо некрупная — около метра — пресловутая «пятиминутка»… Дальше все на рефлексах: я перекладываю фонарь в левую руку, правой хватаю заступ и отрубаю змее голову… Потом включаю в гараже свет, аккуратно накатываю змеиную голову фонарем на лопату и кладу ее на стол. При нажатии на основание челюстей пасть змеи широко раскры­вается и из пазов верхней челюсти, как лезвие перочинного ножа, выдвигаются два тонких, острейших клыка с блестящей в свете лампочки капелькой яда на каждом. Я решил, что до утра подержу голову в гараже, а утром заспиртую в прозрач­ном флаконе, и будет шикарный сувенир на память…

Я уже выбрал полтора десятка окурков покрупнее, как мое внимание привлекло какое-то движение на полу. Я уже снова схватил заступ, когда увидел, что это обезглавленное туловище змеи все еще извивается и судорожно бьет хво­стом. И тут меня осенило!..

Когда я вошел в дом, Витя тасовал колоду для следую­щей сдачи, а Володи за столом не было — отошел в туалет. Я выложил на газету кучу окурков. Правый карман шортов непрерывно шевелился.

—  Вить, давай Вовку разыграем?..

—  Не вопрос, а как?

—  У меня в кармане змея… Я не успел договорить, как Витя уже стоял у двери

и с ужасом смотрел на мои шевелящиеся шорты. Понимая, что Володя вот-вот появится, я громким шепотом начал рассказывать Виктору, что я придумал…

Пока Володя мыл руки, я успел метнуться в его спальню и положить змею под кровать таким образом, что из-под кровати торчал только кончик хвоста: я не хотел, чтобы змею было видно раньше времени.

Когда мы все втроем устроились за столом и продолжи­ли игру, мы с Виктором, как бы между прочим, завели раз­говор о том, что надо бы покосить траву во дворе… Дежур­ным по траве и уборке дома был как раз Володя, поэтому он сразу сказал: «Да зачем, она не такая уж и высокая, еще не­дельку можно подождать».

Виктор пожал плечами.

—  Как хочешь, конечно, но Саня, вон, говорит, что у змей сейчас брачный сезон, так что они лезут всюду без разбора…

—  Какой еще брачный сезон?! — испуганно спросил Вовка. Мой авторитет африканского старожила и знатока местной флоры и фауны (после пересказа ему некоторых сведений из книг Джеральда Даррелла) был непререкаем.

—  Ну да, — подтвердил я. — Они сейчас особо злые… Лучше перестраховаться, а то…

Лоб Володи покрылся испариной.

—  Ладно, мужики, меняйте тему, я заснуть не смогу…

Мы с Виктором лениво перебросились еще парой фраз о якобы имевших место случаях со змеями в соседних де­ревнях и минут через пятнадцать закончили игру и стали готовиться ко сну. Точнее, готовиться ко сну пошел встре­воженный Володя, а мы на цыпочках подкрались к двери его спальни, чтобы не пропустить самого главного…

За дверью слышались шаги Володи по комнате. Вдруг звук шагов прекратился. В следующую секунду Вовка вы­летел из комнаты, как пушечное ядро, попутно размазав нас с Витей по противоположной стене. У классика севе­роамериканской юмористики такая ситуация описывается как «вылетел впереди собственного визга», потому что рев «Змея!!!» мы с Витей услышали, уже пытаясь отлипнуть от стены, в которую нас вбил объект розыгрыша.

—  Вовка, ты чего?!!

—  Мужики, змея!.. — задыхаясь, пролепетал тот.

—  Да какая нахрен змея, ты наслушался просто…

—  Честное слово, змея, там, под кроватью!.. Я сделал шаг в сторону Володиной спальни, он вцепил­ся в мою футболку обеими руками:

—  Ты с ума сошел, куда?!!

Я вырвался и заскочил в комнату. Рефлекторно дергав­шаяся змея вылезла из-под кровати почти на всю длину; до того, чтобы стало видно, что она без головы, оставались считанные сантиметры. Я нырнул под кровать и спрятал в кулак предательский обрубок. Когда я вылез из-под кро­вати со все еще шевелящейся змеей в руке, даже предупре­жденный Витя побледнел.

—  Саня, кончай дурить, бросай ее сейчас же! — заорали оба мои сотоварища.

—  Спокойно, мужики, я ходил в кружок юных зооло­гов при Московском зоопарке, — понесло меня… Только потом я сообразил, что, кажется, рассказывал мужикам, как последние пять классов школы отучился в Германии по месту службы отца, поэтому Московский зоопарк был не самой лучшей отмазкой, но на фоне хлещущего меня по руке змеиного хвоста никто не обратил внимания на это географическое несоответствие…

Я проскочил мимо вжавшихся в стену друзей на кух­ню, распахнул окно и со всей силы запулил уже начавшую затихать змею через забор, отделявший наш двор от гра­ничившей с гарнизоном деревни.

Когда я вернулся к мужикам, Виктор увещевал Володю:

—  Да ладно, ну бывает, что теперь, спать не ложиться, или на диванчик в гостиной, что ли, пойдешь?..

—  Я не смогу там спать, — загробным голосом вещал Володя. — Можно, я с кем-нибудь из вас переночую?..

—  На диванчик в гостиную, — поперхнулся Витя… В конце концов, мы убедили Володю. Он попросил толь­ко нас побыть с ним, пока он проверит спальню еще раз. Мы стояли с Витькой, подрагивая от еле сдерживаемого хохо­та, а Володя снял с кровати покрывало, тщательно его осмо­трел со всех сторон и аккуратно положил на стул. Потом он снял одеяло, потом простыню, заменявшую пододеяльник.

Потом он поднял подушку. Из-под подушки на стену прыгнул здоровенный плоский мохнатый паук и, как-то по-крабьи двигаясь боком, исчез в трещине между стеной и оконной рамой. Володя, не выпуская подушки из рук, сел прямо на прикроватный коврик и поник головой. Витя посмотрел на меня: «Сань, это уже перебор!». Я одними губами прошипел: «Это не я, клянусь!»…

На следующее утро Володя разбудил нас в семь часов. Он стоял, держа в руках три мачете.

—  Вперед, мужики, пора косить!

—  Ты офигел, семь часов еще, сегодня суббота! И где ты третий ножик взял, у нас же только два?

—  Я вообще не спал, — парировал Володя. — Я бы вас еще раньше поднял, только темно было, все равно не видно ничего… А мачете я у соседей попросил… Только они спали еще, поэтому я так взял…

Через десять минут мы уже равномерно размахивали мачете, из-под которых во все стороны летели ошметки травы. Забор со стороны деревни облепила негритянская детвора, с удивлением смотревшая, как белые дядьки в та­кую рань, с остервенением отбиваясь от уже собиравшихся спать, но теперь радостно удивленных комаров, утюжат траву, причем двое из них бормочут сквозь зубы что-то вроде: «Шутки мы шутим… Клоуны, блин!..».

А еще через полчаса на заборе сидела уже вся дерев­ня, включая немощных старцев и беременных женщин… Уставший с недосыпа Виктор проговорился Володе, что вчерашняя история со змеей была подстроена… И теперь вся деревня с упоением наблюдала за тем, как один белый, размахивая мачете, носится вокруг дома за двумя другими, с воплями:

— Сволочи, суки, у меня двое детей!.. А если бы ко мне кондратий пришел, вы бы их кормили?!.. Поубиваю нахрен и закопаю тут же, под бананом!!!

Беременные грациозно хлопали в ладоши и хохотали громче всех…

Еще через полчаса нам удалось уговорить Володю, что, закопав нас под бананом, он вряд ли решит проблему кормления детей, а, возможно, только усугубит ее. Нема­ловажную роль сыграло и обещание Вити как старшего группы написать Вовке такую характеристику, прочитав которую кадровики либо сразу отправят его в следующую загранкомандировку, либо, как минимум, переведут из ре­монтной мастерской автомобильного училища в началь­ники склада автозапчастей, а тогда ему и командировки не нужны будут…

В 9 утра открылся полковой магазин. В 9.01 мы с Вик­тором вышли из магазина, баюкая в руках две бутылки «Смирновки». Наставал час расплаты…

Много позже, уже во времена интернета я нашел мою «пятиминутку» в справочнике «Ядовитые змеи Восточной Африки». Оказалось, это некрупный экземпляр черной мамбы. Смертность от укуса без моментального введения про­тивоядия — стопроцентная. Правда, не через пять, а через сорок пять минут, но, согласитесь, «сорокапятиминутка» звучало бы длинновато и не так убедительно…

Я СТАРТУЮ

Моя африканская эпопея началась со звонка на телефон дежурного по курсу. Это был третий курс, наш последний год на казарме, после которого москвичи получали право жить дома, а иногородние перебирались в общежитие по два человека в комнате со свободным выходом в город во внеучебное время.

Я в этот день как раз и был дежурным по курсу. Наш курс вообще в этот день был дежурным, а это означало, что четверть моих однокурсников была в карауле, другая четверть трудилась в наряде по кухне. Остальных привле­кали к работам по уборке территории. На дворе был март, стояла мерзкая погода, шел мокрый снег. Моим объектом дежурства была казарма, что позволяло отсидеться в тепле в состоянии «дольче фар ниенте» — блаженного ничего-не-деланья (если, конечно, комендант старший прапорщик Володя оставался доволен качеством натирки пола и за­правкой кроватей. Но к третьекурсникам — старожилам казармы — он относился снисходительно).

Зазвонил телефон на тумбочке дневального. Я нехотя отложил книгу, которую читал, поднялся со стула и подо­шел к телефону.

—  Дежурный по курсу сержант Иванченко слушает!

—  Иванченко, — раздался голос капитана Бойко, на­чальника курса, — зайди ко мне.

—  Есть, товарищ капитан!

Я повесил трубку. Огляделся вокруг. Вроде все в поряд­ке, косяков не видно, нажаловаться было некому и не на что. Чего вызывает? Может, кто-то из проходивших мимо открытой двери офицеров стукнул, что я читаю, а дневаль­ного на тумбочке нет?..

Я заглянул в Ленкомнату, где оба дневальных рубились в настольный хоккей.

—  Мужики, я к курсовому, кто-нибудь на тумбочку, по­том доиграете.

Я постучал в дверь и заглянул в кабинет.

—  Разрешите, товарищ капитан?

—  Заходи, садись. Значит так, Саша, сейчас сдаешь дежурство Касьянову и дуешь в отдел кадров. Поступаешь в их распоряжение. Там скажут, что делать дальше.

И вот через десять дней я подлетаю к аэропорту Энтеббе (который уже в июле следующего года прославился на весь мир израильской операцией по освобождению заложников). За прошедшие десять дней я успел узнать, что лечу на год в Уганду, пройти несколько собеседований и инструктажей в Минобороны и аппарате ЦК партии, получить в 10-м Главном управлении стандартный набор гражданской одежды и синий служебный загранпаспорт, отметить мой отъезд с друзьями в пивном ресторане «Сая­ны» на Щелковской и выслушать указания родственников относительно личной гигиены и необходимости регулярно писать им обо всем подробно. А в поликлинике Генштаба мне вкатили полагающиеся прививки и выдали годовой запас таблеток для профилактики малярии. Пожилой врач проинструктировал меня о порядке приема:

—  Ешь по одной таблетке каждую неделю, в один и тот же день. Не пропускаешь. Если все-таки заболеешь — пропиваешь три дня по схеме, указанной в инструкции.

Потом он испытующе посмотрел на меня, на пустой стул вышедшей куда-то медсестры и негромко добавил:

—  А вообще, если не хочешь остаться без печенки, не пей ты эту дрянь постоянно. Пей джин с тоником, а если все-таки подхватишь — три дня лечения, и ты свободен… Уж очень они злобно печень сажают при постоянном прие­ме, а ты еще молодой, она тебе ой как понадобится…

И вот, вдохновленный таким напутствием и воору­женный четырьмя толстенными словарями по различным военно-техническим тематикам, я спускаюсь по трапу в первую в своей жизни самостоятельную командировку. Я спускаюсь в Африку.

На пути из Москвы в Энтеббе наш Ту-154 садился на дозаправку в Будапеште, Каире и Хартуме. Понятно, что состояние после перелета мало способствовало концен­трации внимания, но молодой двадцатилетний организм все-таки напрягся и не забыл спросить у главного воен­ного советника (который ввиду немногочисленности наших военных специалистов в Уганде лично инструкти­ровал вновь прибывших), а в какой конкретно военной области придется трудиться. На что полковник ответил, что я должен буду работать с десантниками, но пока мне придется посидеть в столице, поскольку упомянутые десантники работают в Масинди, в двухстах километрах к северу от столицы, и смогут приехать за мной только через неделю. А чтобы я не пропил и не истратил дру­гим непродуктивным образом выданный мне аванс, он завтра же найдет мне непыльную работенку до приезда моих специалистов.

Про «пропил» и другие непродуктивные траты ГВС го­ворил не зря. Все наши военные, как работающие в столице, так и приезжающие в нее по делам, имели право бесплат­ного размещения с трехразовым питанием в гостинице «Кампала Интернэшнл» — единственном в столице отеле с функционирующим бассейном, куда иногда приезжал сам президент Иди Амин с ближайшим окружением. На последнем, 16 этаже отеля размещался бар «Логово лео­парда», откуда открывался замечательный вид на Кампалу, а через встроенные динамики постоянно негромко про­игрывались хиты суперпопулярных тогда «Бич Бойз». Еще при отеле работал огромный, мест на четыреста, ночной бар в полуподвальном помещении с отдельным входом с улицы. Все это, а также тот факт, что других приличного

уровня современных гостиниц в Кампале не наблюдалось, и, соответственно, все более или менее денежные приез­жие, которых в правление Иди Амина заносило в Уганду, селились именно тут, было причиной нереальной концен­трации вокруг отеля жаждущих небескорыстного общения девиц всех возрастов и степеней поношенности. В этих условиях стремление начальника загрузить двадцати­летний организм продуктивной работой было в большей степени актом сострадания, нежели административным посылом.

Как я уже потом понял, отель был действительно не­плох. Он располагался в красивом районе столицы на одном из семи холмов, на которых, согласно путеводи­телю, стояла Кампала. (Вообще-то, сейчас я уже сбился со счету, сколько столиц, по словам их жителей, построено на семи холмах, начиная с Рима, но если теперь я пони­маю, что попытки поделиться славой с Вечным городом, отщипнуть, так сказать, от его сакральности и поиметь из этого какие-то политические, репутационные или чисто финансовые дивиденды никогда за всю историю никто не отменял, то тогда на меня это просто произвело должное впечатление и несколько скрасило тот факт, что по-настоящему столичными и красивыми были всего два района Кампалы — район нашей гостиницы и район размещения большинства дипломатических представи­тельств). Напротив центрального входа в отель, в фойе, стояла композиция в виде арки из двух поставленных вертикально слоновьих бивней совершенно нереальных размеров. Табличка рядом с аркой подтверждала то, что бивни настоящие, и приводила их длину, которая, по­мнится мне, была где-то около трех метров. В отеле был неплохой ресторан с приличным выбором европейских блюд, хотя и местной экзотики, типа тушеной козлятины и матоке — пюре из вареных зеленых бананов, хватало. На этажах в лифтовых холлах были витрины с произведе­ниями местных резчиков по дереву и художников, и, если картины были явно на любителя примитивистской живо­писи, то резные статуэтки, выполненные из лимонного и черного дерева, не могли не обратить на себя внима­ния. Именно там я впервые увидел и оценил стиль и тех­нику резьбы «маконде», когда вырезанная из цельного куска дерева статуэтка состоит из нескольких незаметно переходящих друг в друга фигурок, а все вместе немного напоминает тотемы индейцев Северной Америки. Соб­ственно, и изначальное предназначение этих фигурок было схожим… (Много позже, навещая сына в Германии, я познакомился с профессором кафедры славистики Гейдельбергского университета Ирене Моль. Ее муж, из­вестный путешественник и писатель Макс Моль за время своих поездок по Восточной Африке собрал великолеп­ную коллекцию скульптуры маконде и был активным пропагандистом этой культуры в Европе. Узнав, что я тоже был в Восточной Африке, Ирене пригласила нас в их с Максом дом. Никогда больше я не видел такого раз­нообразия со вкусом подобранных работ африканских резчиков, совершенно фантастическим, ирреальным об­разом передающих своеобразную, ни на что не похожую пластику африканцев).

Следующая неделя прошла в освоении переводческой техники «перекрикивания». Уганда выхода к морю не имеет, поэтому вся техника, в том числе бронетанковая, доставлялась в страну через Момбасу — ближайший океан­ский порт в соседней Кении. Для сохранения моторесурса и в целях экономии танки везут на танковых трейлерах — это громадный девятиметровый тягач с прицепом длиной метров двенадцать и весом под тридцать тонн. По крайней мере, именно так выглядели два МАЗ-537, закупленные Угандой для перевозки танков из Момбасы. Вот на них-то и началась моя трудовая страда. В громадной кабине было четыре места в ряд, за руль садился обучаемый из местных водителей, рядом с ним сидел наш инструктор, а справа от него сидел я. В мою задачу входил перевод обучаемому указаний инструктора в ходе движения и маневрирова­ния, но с учетом размещения кабины перед 40-литровым 12-цилиндровым дизелем уровень рева в кабине превы­шал все возможные децибелы. Есть такая переводческая техника «нашептывание», это когда переводчик сидит рядом с VIP-персоной и шепотом выдает персоне на ухо синхронный перевод того, что говорится в данный момент. В моем случае это было «перекрикивание», точнее, попытка перекричать рев двигателя, да еще через голову инструктора…

Вообще, должен сказать, что организация и управле­ние были не самыми сильными сторонами угандийской армии тех лет. Так, сами машины были запаркованы в чер­те города, поэтому для выезда на учебную трассу нам при­ходилось миновать несколько улиц в пригороде Кампалы. С учетом общих габаритов автопоезда, имевшего более 20 метров в длину, его гигантского веса, мощности двигате­ля и проходимости (все 8 колес тягача были ведущими), любая помеха, которую не заметил водитель, мгновенно и неощутимо для водителя ликвидировалась. Уличные фонари, рекламные тумбы, навесы над автобусными оста­новками — короче, все, что находилось на тротуарах вблизи проезжей части, мгновенно перемещалось в пространстве, приходя при этом, как правило, в полностью неремонто­пригодное состояние. К этому еще следует прибавить и то, что в Уганде — бывшем английском протекторате — лево­стороннее движение, а присланные в страну МАЗы были обычной нашей компоновки, поэтому водитель сидел с «неправильной» для угандийца стороны кабины с огра­ниченным обзором…

Вскоре я покинул Кампалу, поэтому я так и не знаю, удалось ли нашим инструкторам подготовить хоть од­ного водителя МАЗ-537 из местных. Но то, что последний уличный фонарь в районе учебного вождения был снесен танковозом еще при мне, это я помню отчетливо…

Прошла неделя. Помимо знакомства с могучими ма­шинами и веселыми автомобилистами-инструкторами, я изучил меню ресторана при отеле и ассортимент бара «Логово леопарда», а также вывел для себя малоутешитель­ный факт того, что, при достаточно свободном владении технической терминологией и сносном восприятии на слух местного английского с его своеобразным произно­шением, я абсолютно невежествен в плане бытового языка. То есть рассказать об устройстве трехскоростной гидро­механической коробки передач мне труда не составляло, а вот заказать яичницу необходимого мне вида или мясо нужной прожарки уже было проблемой. Таким вот бо­ком выходила нам усиленная подготовка в области воен­но-технического и общественно-политического перевода в ущерб бытовым реалиям. С другой стороны, я не знаю других вузов нашей страны, в которых значительная часть обучаемых уже после второго-третьего курса (а в экстрен­ных случаях — и раньше) проходила бы через длительные служебные командировки, которые зачастую проходили в далеко не тепличных условиях (а некоторые так просто в районах боевых действий) и в которых им не делалось бы никаких скидок на незаконченность образования. А со сте­пенями прожарки я постепенно разобрался…

Я сидел в своем номере, слушал радио и ждал звонка. Вчера вечером мне позвонил помощник главного воен­ного советника и сказал, что сегодня к обеду меня дол­жны забрать мои специалисты. Я представлял себе двоих (мне сказали, что их будет двое) коренастых, широко­плечих дядек, обязательно в тельняшках, немногослов­ных и решительных — короче, таких, как в фильмах про десант. И заниматься мне придется проведением вместе с ними занятий по рукопашному бою, стрельбе из всех видов оружия и преодолению самых невероятных полос препятствий.

Раздался стук в дверь.

—  Можно?.. Я выключил радио и открыл дверь. В коридоре стоял невысокий крепко сбитый черноволосый мужик лет три­дцати пяти в шортах и белой футболке с надписью «Ever seen me do it?». Он окинул меня взглядом (я пожалел, что не снял очки — без них я казался себе солиднее), широко улыбнулся и протянул руку:

—  С приездом! Я Георгий. Ну, или Жора.

—  Александр, очень приятно, — я пожал протянутую ладонь.

—  Ух ты, неплохая рука, — как-то очень искренне ска­зал Жора, у которого бицепсы были толще моего бедра.

—  Музыкальная школа, — улыбнулся я. У меня на самом деле был сильный хват. — Семь лет гаммы по часу в день. Ну, и гимнастика…

—  Серьезно? — Жора почему-то очень обрадовался. — И разряд есть?

—  Да я поздно начал из-за музыкалки, — стеснительно ответил я. — Только до второго смог дойти, а потом уже не­когда было…

—  Неважно, — хлопнул меня по плечу Жора, — глав­ное — базу имеешь, там разберемся…

(Точно придется рукопашкой заниматься, подумал я).

—  Ну ладно, надо идти. Ты собрался?

—  Да, готов.

—  Ну и отлично!

Я взял свой чемодан и двинулся за Жорой к лифту. Вне­запно он остановился:

—  Так, смотри, сейчас я тебя представлю старшему группы. Ты не тушуйся, он мужик нормальный, просто есть свои тараканы.

Внизу в фойе на диване сидели две женщины — одна лет тридцати с небольшим, вторая помоложе, рядом с ней на пу­фе устроились двое мальчишек лет трех и пяти, явно братья.

—  Знакомься, — сказал Жора, — это Люся, моя жена (женщина постарше улыбнулась и кивнула мне), а это На­таша, жена нашего командира.

Наташа почему-то покраснела и протянула мне руку. Рука оказалась не по-женски крепкой. «Жен тоже трени­руют, что ли», — подумал я.

Позади кто-то кашлянул. Я обернулся. К нам подо­шел небольшого росточка худенький блондин с короткой стрижкой и щеточкой пшеничного цвета усов. На вид ему было лет двадцать пять — двадцать шесть.

—  А вот и начальник, — обрадовался Жора. Блондин протянул руку:

—  Кузенко Михаил Васильевич, старший лейтенант, — представился он, ощупывая меня взглядом. В отличие от Жоры он был довольно скромного телосложения.

—  Иванченко Александр Глебович, сержант, — ответил я.

—  Шутить приехал?

—  Да нет, я действительно сержант.

—  Миша, — примирительно сказал Жора, — дай парню освоиться, что ты сразу…

—  Сразу и надо, — пробурчал Михаил, — а то на голову сядут. Ладно, бери вещи, пошли грузиться…

Мы вышли из отеля. Чуть в стороне от входа стоял тем­но-синий микробус «Фольксваген-Каравелла». Водитель­скую дверь подпирал молодой угандиец в военных брюках и клетчатой рубашке. Увидев нас, он принял вертикальное положение.

—  Это Томас, наш водитель, — сказал Михаил. — Раз­гильдяй, но ездит аккуратно.

Я пожал руку Томасу, тот широко улыбнулся и помог мне разместить мой чемодан среди уже лежавших в багаж­ном отделении пожитков. Затем вся наша группа уселась в микробус: Миша сел рядом с водителем, на переднем диване сели Жора с Люсей и я, а Наташа с детьми распо­ложились на заднем диване.

—  Ну что, — спросил я, — сразу на точку или куда-то заезжать будем?

Мне показалось, что Миша с Жорой как-то хитро пе­реглянулись.

—  Посмотрим, — сказал Жора. — Точки — они тоже раз­ные бывают…

ВСЯКАЯ РАБОТА НАЧИНАЕТСЯ С ОТДЫХА

Я сижу в круглой хижине, стены которой связаны из нетол­стых, сантиметров по 8–9 стволов акации или какого-то еще местного дерева. Потолка нет, вместо него несколько пересекающихся в центре и связанных толстой веревкой жердей потоньше, служащих опорой для кровли из пуч­ков тростника. Два окна: одно рядом с входной дверью, второе — на противоположной стенке. В хижине имеется вполне сносная кровать, платяной шкаф и стол со стулом. На столе стоит антикварного вида черный телефон. За ширмой слева от входа — душ, туалет и раковина с руко­мойником. Под потолочными жердями (балками их на­звать язык не поворачивается) на проводе болтается лам­почка без абажура. Собственно, из удобств — все. За окном темно и тихо, только за дверью шумит листвой какое-то дерево типа мимозы, а со стороны улицы над косяком две­ри горит подслеповатая лампочка ватт на 10, не больше.

Заканчивается мой девятый день в Уганде. Два дня на­зад меня из столичного отеля, служившего мне временным пристанищем, забрали Миша и Жора — специалисты, с ко­торыми я должен работать в качестве переводчика. На во­прос: «А куда мы едем?» — они сначала отшучивались, а их жены, ехавшие с нами, таинственно молчали. Но потом ре­бятам надоело меня разыгрывать. Выяснилось, что Миша и Жора готовят для угандийской армии специалистов по боевому применению и обслуживанию спаренных 23-мил­лиметровых зенитных установок ЗУ-23-2. Курс подготов­ки занимает по продолжительности порядка 5 месяцев. После окончания каждого курса и проведения зачетных стрельб министерство обороны Уганды предоставляет им 7-дневный отпуск на территории страны, в ходе которо­го они вольны ехать, куда захотят, причем министерство оплачивает все расходы на проживание и питание, кроме алкоголя и сигарет. Я прилетел в Уганду как раз накануне очередного такого отпуска. Предыдущие два они провели с семьями в Кампале, а в этот раз им кто-то из посольских подсказал, что в стране, несмотря на сложное экономиче­ское положение и военную диктатуру, есть целый ряд на­циональных парков и других достопримечательностей, ко­торые грех не повидать, если уж появилась такая возмож­ность. На прижимистого Мишу решающее влияние оказал тот аргумент, что западные люди за посещение таких мест громадные деньги платят, а тут бесплатно! («Да еще с ве­рительной грамотой от министерства обороны! Да с вас там пылинки сдувать будут! Да если там лев вовремя не покажется, его вам за шкирку приведут!»).

Поэтому было принято решение заехать сначала в го­родок Мбарару, где трудились военспецы-танкисты, зна­комые ребятам по одновременному приезду в Уганду, а потом все оставшееся время посвятить общению с уган­дийской природой в национальных парках.

Я слушаю это, буквально онемев от неожиданности и восторга. Благодаря старику Хэму и Джеральду Дарреллу, я кое-что знаю об Африке в целом и ее флоре и фауне в частности, но то, что мне удастся прямо на днях увидеть все это самому!..

— Всякая работа, — назидательно говорит Жора — дол­жна начинаться с отдыха! Учись, студент! А то кому ты ну­жен на работе уставший…

Студент — это я. Поскольку я еще учусь, а переводчик, которого я сменил, был тоже из наших, только на курс стар­ше меня, прилипшая к нему в группе кличка «Студент» благополучно переползла на меня. Я не обижаюсь, было бы хуже, если бы прозвали «Сержантом», которым я предста­вился Михаилу при первой встрече. Сержанту было бы сложнее удержаться на одной ноге с двумя офицерами: воинскую табель о рангах никто не отменял… А так — сту­дент он и есть студент, что с него взять…

В национальный парк «Куин Элизабет» мы въехали после обеда, а к месту ночевки в туристический ком­плекс «Мвейя Сафари Лодж» добрались по указателям уже

в темноте. Свет луны с трудом пробивался через покры­вавшие небо облака, но перед нами гостеприимно све­тились окна главного здания комплекса, а чуть поодаль слева и справа от него были в шахматном порядке разбро­саны огоньки фонариков над дверями хижин, служивших номерами для туристов. В фойе нас встретил дежурный администратор.

—  Добро пожаловать, — приветствовал нас он. — Нам звонили насчет вашей группы, сейчас я покажу вам ваши домики.

Мы расписались в книге постояльцев и уже собирались выходить на улицу, к машине, как администратор быстрым шагом вышел из-за стойки регистрации, подошел к двери и знаком попросил всех остановиться.

—  Завтра вы получите подробный инструктаж о прави­лах поведения на территории национального парка, — ска­зал он. — Сейчас же я вам хочу просто дать несколько важ­ных советов. Первое. С наступлением темноты никаких пе­редвижений вне дома пешком. Только на машине. Второе. В каждом домике есть телефон. Если надо выйти, например, на ужин, который будет для вас накрыт в ресторане через час, звоните мне, и я организую вашу доставку из номера в ресторан. Так же возвращаемся обратно. Несмотря на то, что ваши домики находятся в трех минутах ходьбы отсю­да, помните, что лев бегает значительно быстрее человека…

На лицах моих попутчиков появилось выражение не­доверчивого удивления.

—  Какие львы… — начал Миша, но не успел закончить фразы, потому что в этот момент, как в хорошо срежисси­рованном спектакле, с улицы донесся утробный рык. Его тональность и тембр как бы предлагали не задавать ненуж­ных вопросов, а слушаться опытных людей.

Наташа побледнела и обняла своих неуемных отпры­сков.

—  Это они далеко ведь сейчас, правда? — она не то спрашивала, не то пыталась себя успокоить.

Администратор, который явно не ожидал такого бы­строго и убедительного подтверждения своим наставле­ниям, быстро закивал:

—  Вам не о чем беспокоиться, мадам, львы редко захо­дят на территорию комплекса, это они так перед сном друг с другом общаются.

При этом весь внешний вид администратора подска­зывал, что ждать, когда нам приведут проштрафившегося льва за шкирку, как обещал Мише с Жорой их посольский знакомый, однозначно не приходится. По крайней мере, от него… Даже несмотря на письмо от минобороны…

Однако так вовремя представленные доказательства наличия в округе серьезных хищников возымели дей­ствие, и мы тут же договорились, через сколько времени мне позвонить администратору, чтобы тот прислал за нами машину.

Потом нас развезли по домикам. Сначала высадили многодетное семейство. Администратор сам открыл ключом дверь и дождался, пока они все зайдут и занесут свои вещи. Миша показал ему большой палец, мол, все в порядке…

Потом высадили Жору с Люсей и, наконец, меня.

—  А где будет ночевать наш водитель, — спросил я пе­ред тем, как вылезти из машины.

—  Не беспокойтесь, сэр, при гараже у главного корпу­са есть специальные комнаты отдыха для водителей и ги­дов, — успокоил меня администратор. — Там же для них организовано питание.

(Сэр! Я никак не могу привыкнуть к такому обращению, тем более от старших по возрасту людей. Но, черт побери, приятно!.. Особенно, когда тебе всего двадцать лет!).

И вот я в моем домике. К моменту моего прибытия, правда, там, кроме перечисленных ранее удобств и мебе­ли, имелось еще кое-что. Рядом с окном напротив входа, между стеной и столом, от пола до потолка роился серого цвета столб мошкары, издававшей ровный приглушенный гул, как будто где-то невдалеке, в соседней хижине, вклю­чили пылесос. Я пригляделся. Там были комары, поденки с зеленоватыми крылышками и какие-то совсем мелкие мошки, которые крутились в воздухе на одном месте, как будто захваченные небольшим смерчем.

Надо отметить, что я, в принципе, не опасаюсь насе­комых. Ну, кроме, наверное, ос, да и на них-то у меня ал­лергия проявилась гораздо позже описываемых событий.

Однако с комарами у меня всегда были крайне натянутые отношения. То есть они-то меня любят, как ребенок любит киоск «Мороженое», я же пылаю к ним яростной ненави­стью, ибо реакция моего организма на насильственную сдачу крови с самого раннего детства выражается в непе­реносимом зуде и полной невозможности заснуть.

За свою жизнь мне пришлось побывать в местах, силь­но отличающихся друг от друга как интенсивностью дея­тельности кровососов, так и их физическими характери­стиками. В Мещере, например, на Рязанщине, в краю лесов и болот комар мощный, дебелый, его и видно, и слышно, и бить его удобно… Просто его слишком много — массой задавливает. А вот в полупустынной местности Южной Испании комар мелкий, почти не слышимый (разве что совсем уже рядом с ухом пролетит), и практически не ощу­щаемый на теле, пока не укусит. Бить его тяжело, так как реакция у местных кровососов отменная, и получается, что всего один случайно залетевший комар способен напрочь испортить конкретную ночь и жизнь как таковую, посколь­ку к утру ты весь избит самим же собой и вдобавок покусан с головы до пят. В Африке комар по габаритно-весовым и звуковым характеристикам ближе к нашему, средне-рус­скому, однако получить от его укуса можно не только зуд, но еще и малярию, а это тот еще бонус…

Я расстегнул чемодан. В одном из углов лежала пара буханок черного хлеба, который мне посоветовала взять с собой моя более опытная в таких делах тетушка: они с мужем-математиком к этому времени прошли уже две африканские командировки. Хлеб был завернут в газеты. Я развернул одну из буханок и начал медленно сворачи­вать газету в орудие возмездия. Потом я сообразил, что, как бы я ни размахивал газетой, максимум чего я добьюсь, это того, что крылатая нечисть разлетится по комнате и то­гда уж точно не даст мне жизни. В задумчивости я достал сигарету и только собрался прикурить, как меня осенило!.. Я отошел в центр комнаты (чтобы не распугать вра­га заранее), поджег зажигалкой газетный конус и быстро сунул факел в основание гудящего столба. Эффект был по­трясающий: перед моим носом сверкнула яркая вспышка, во все стороны брызнули искры, столб исчез, а в воздухе, качаясь, поплыли обугленные крылышки.

Я ликовал. Все оказалось так просто и эффективно, что я теперь ждал встречи с коллегами за ужином (наверняка у них в хижинах творится то же самое), чтобы так, между прочим, не выпячивая собственной сообразительности и смекалки, поделиться с ними открытым мной способом борьбы с крылатыми кровососами. Я даже взял с собой на ужин газету, в которую была завернута вторая бухан­ка, чтобы поделиться с ними на случай, если у них нечего поджечь…

Мы уже поели и сидели ждали, когда дети доедят де­серт. Я решил, что самое время поднять тему.

—  Кстати, как у вас с комарами? — как бы между про­чим спросил я. — У меня — просто засилье!..

—  Да нормально, — сказал Михаил. — Сейчас придем, и их уже не будет.

—  Как не будет, — поразился я. — А куда же они денутся?

—  Так мы спираль зажгли, — сказал Миша. — Зажгли и окно открыли.

«Какая еще спираль, — лихорадочно думал я. — И при чем тут окно?».

Жора, видимо, все понял.

—  Саш, ты в ящик стола загляни. Там есть зеленые спи­рали и подставки под них. Поджигаешь спираль и ставишь ее под кровать, там обычно комары прячутся. Открываешь окно. Кто не помрет, тот улетит и больше не вернется. Но на ночь окно все-таки закрой, там сетка. Не помешает.

Я понял, что триумфальная презентация моего способа борьбы с комарами откладывается. Как, собственно, и ве­ликодушная раздача предательски шуршащей в заднем кармане джинсов газеты. Кто же знал, что в дикой Афри­ке есть такие продвинутые вещи, о которых я, выросший в Москве и в Германии, понятия не имел. Я сделал себе мысленную пометку на будущее более внимательно отнес­тись к африканским реалиям, а то как бы не стать посме­шищем… И поменьше столичного пафоса…

Нас развезли по номерам. И вот я сижу в своей хижи­не. Из-под кровати ползет ароматный дымок тлеющей противомоскитной спирали. Немногочисленные выжив­шие в объемном взрыве комары и прочие летучие твари покинули комнату через окно, которое уже снова закры­то. И хотя часы показывают первый час ночи, спать не хочется совершенно. Несмотря на усталость от дороги, от вчерашних лихих посиделок с танкистами, от еще непри­вычного для организма климата… В голове роятся впечат­ления от шестисот километров, которые мы за это время проехали по Уганде. Удивительно красивая страна! Много зелени, рек, в том числе Нил, красивейшие горы и озе­ра. Когда въехали на территорию национального парка, слева и справа от дороги то и дело появлялись большие стада косуль и антилоп, над кронами невысоких — метра 3–4 — деревьев иногда вырастали изящные шеи жирафов с их уморительными рожками на лбу… В реках и озерах часто встречаются группы бегемотов, пасущихся в зарос­лях лилий и других водяных растений. Иногда между ними вспыхивает свара, и тогда они становятся напротив друг друга и по очереди со страшным ревом лупят своими чу­довищными головами по воде, направляя на противника добрую тонну брызг.

Неужели это все правда? Неужели я действительно в Аф­рике и вижу все это своими глазами? На фоне этой эйфории как-то сразу на задний план уходят воспоминания о том, что перед этим были почти три года казармы, мерзкое ощуще­ние бессилья, когда старшина выдергивает из теплой кро­вати («Курс, подъем! Строиться на зарядку! Форма одежды номер три!»), овощерезка в наряде по кухне («Значитца так, сначала чистишь два ведра лука и два морковки, а потом ванну картошки от глазков. К утру должно быть готово»); негнущийся, грязный тяжеленный тулуп в зимнем карау­ле… А разгрузка вагонов с картошкой и переборка гнилой капусты поздней осенью на овощебазе? А ведь это все в на­грузку к нашей основной задаче — учебе… И уж тем более не думается о том, что впереди, когда вернешься из команди­ровки, еще почти столько же: закончить третий курс, потом еще два, а это значит еще пять сессий и госэкзамены… И по­лучить первое офицерское звание!.. Но все это будет потом, а сейчас я абсолютно счастлив: я в Африке!

В дверь постучали. Я повернул голову. На окне рядом с дверью жалюзи были опущены.

Кто бы это мог быть? Если ребята, то они позвонили бы по телефону, а не выходили бы вопреки запрету на улицу. Может, Томас подъехал на машине, а я не услышал?

Стук повторился. Я подошел к окну и поднял жалюзи. Свет лампочки отражался в пыльном стекле и не давал понять, что там происходит снаружи. Я выключил свет в хижине. В трех метрах перед моей дверью, в тусклом свете дверного фонаря стоял здоровенный слон, флегма­тично отламывал ветки с растущего рядом с дверью дерева и отправлял их в рот. Это был крупный немолодой зверь с очень большими ушами и массивными клыками, торчав­шими под немного разными углами. Когда ему удавалось отломать особенно крупную ветку, дерево раскачивалось и стучало одной из нижних ветвей в мою дверь.

Моим первым побуждением было схватить одну из моих буханок хлеба и угостить слона. Однако практически сразу в голову пришел здравый смысл, поправил поехавшую кры­шу и строго обратился к любителю животных: «Дурак! Ты не в зоопарке и не в цирке. Здесь он на воле, а ты в клетке. А ес­ли ему не понравится твоя благотворительность? Кто будет сдавать оставшиеся пять сессий? Вот то-то!..».

Тогда я схватил фотоаппарат и попытался через стекло сделать пару снимков. Но несмотря на то, что у меня был хороший по тем временам аппарат — подаренный отцом «Киев», а в нем была заряжена отличная ГДРовская слай­довая пленка, светосилы объектива и чувствительности пленки, конечно, было маловато…Так что слайды не по­лучились. А жаль…

Я стоял и смотрел на слона. Тот мерно жевал листья. Мне казалось, что он смотрит на меня. Мне хотелось, чтобы он ме­ня видел, чтобы он знал, что хоть я его и не покормил, я тут, я рядом.. .Не знаю, почему, а для меня в тот момент это было очень важно. Но я стоял в темной комнате и боялся включать свет в хижине, чтобы не спугнуть его. А потом он вздохнул, опустил хобот, медленно, в несколько приемов повернулся и не спеша, с тяжелой грацией ушел в сторону саванны.

А я лег в кровать и сразу уснул.

Продолжение следует…

Подписывайтесь на наши социальные сети: