Морозов Евгений Львович,
полковник в отставке,
выпускник 1972 г. факультета западных языков ВИИЯ.
Возвращение на родину
Время пролетело быстро, подошёл к концу срок командировки, и в июне 1970 года мы вернулись в Москву, привезя с собой кучу кубинских сувениров, главным образом раковин всех цветов и размеров, кораллов, а также чучел крокодилов. Чувствовали себя “зубрами перевода”. На самом-то деле мы, конечно, здорово подучили и усовершенствовали свой испанский язык, но до настоящих переводчиков нам ещё было далеко. Отгуляв положенный отпуск, вновь принялись за учёбу, правда, уже на другом курсе, поскольку от своего отстали на год. Нашим новым начальником стал подполковник Столяров С. И. Мы получили право жить дома, меня назначили старшиной курса. В середине 4-го курса я женился, и нам выделили отдельную комнату с эркером в институтском общежитии на Волочаевской улице, которую все мы шутливо звали “Хилтон”.
Учёба приближалась к концу – и вот мы уже лейтенанты. ВИИЯ я закончил с красным дипломом. Первыми, как водилось, меня “взяли в оборот” кадровики из КГБ и после бесед даже направили на медкомиссию в свою поликлинику в Варсонофьевском переулке. Пройдя успешно ряд врачей, я “споткнулся” на окулисте: и тут меня подвела пресловутая стружка. Потом были представители ГРУ, других организаций. В результате попал в распоряжение 10-го Главного управления МО СССР (международное военное сотрудничество) и был откомандирован на Кубу.
Вновь на Кубе
И вот я вновь на Кубе, где мне всё уже знакомо и близко. Меня сразу назначили работать с советником начальника управления химзащиты ГШ, спустя пару месяцев перевели в управление вооружения, потом в управление танков и транспорта и, наконец, в оперативное управление. Честно говоря, вначале я не понимал истинной причины такой чехарды и лишь потом понял дальний прицел наших кадровиков, когда в 1973 г. меня назначили переводчиком Главного военного советника – в то время это был генерал-лейтенант Дмитрий Андреевич Крутских (1970-1974).
С ним я проработал немногим более года, затем его сменил генерал-лейтенант Иван Никифорович Вербитский (1974-1976), с которым я также работал ещё год вплоть до окончания моей командировки и возвращения домой. Стоит ли говорить, что для меня, молодого специалиста, это была очень высокая оценка, но и ответственность тоже высокая, потому что приходилось общаться и переводить беседы с высшим руководством вооружённых сил и страны, в том числе с Раулем и Фиделем Кастро. По некоторым беседам приходилось составлять подробный отчет для ГВС, который отправлял его в соответствующие инстанции в СССР. Иногда через меня проходили такие документы, которые даже не разрешали печатать на машинке: я переводил их, написав на листочке от руки, и в таком виде передавал лично Фиделю. Надо сказать, Команданте на деле оказался достаточно осторожным (а может быть, мудрым?) человеком. Поясню на одном эпизоде. Как-то раз мы приехали с моим шефом и послом (Н. П. Толубеев) передать ему просьбу советского руководства о размещении на острове новых средств загоризонтного обнаружения ракетных пусков с территории США. Посол сразу начал “обрабатывать” Фиделя, торопя его с ответом, выясняя, что он думает по этому поводу и т.д. Оно и понятно: как говорится, Родина ждёт… Прочтя бумажку, Фидель хитро посмотрел на него и сказал, что перевод неплохой, всё понятно, но вот почерк, то есть буквы, слишком округлые, не очень похожи на кубинские. Больше не сказал ничего и уехал, оставив посла в полном замешательстве. Не исключено, что Команданте не захотел принимать такое решение единолично, поехал посоветоваться. Однако через несколько дней, как я узнал, этот вопрос был решён положительно.
Надо подчеркнуть, что как Д. А. Крутских, так и И. Н. Вербитский очень хорошо, по-отечески относились ко мне, иногда даже прощая мелкие упущения, за что я им безгранично благодарен. А с Дмитрием Андреевичем и его женой Екатериной Ивановной мы сохранили тёплые отношения и в Москве вплоть до его кончины, периодически встречались, даже выезжали в мою деревню за грибами.
Не думай о секундах свысока…
Были у меня, естественно, такие случаи и ситуации, которые врезались в память на всю жизнь. Однажды на заре своей переводческой карьеры, только начав работать с ГВС, в году этак 1973-м я чуть не сбил наш самолёт-разведчик (это, конечно, образно говоря). А дело было так. Наши самолёты стратегической авиации ТУ-95, которые совершали полёты вдоль побережья США, для отдыха экипажей и дозаправки обычно садились на Кубе. И вот из Москвы пришел запрос на посадку такого самолёта (надо сказать, что разрешение давал лично Фидель Кастро как Главком). Я перевёл в спецтетради на испанский, отпечатал, засекретил и отвёз в кубинский Генштаб. А когда вернулся, почему-то решил посмотреть черновик (“шестое” чувство?). И, о боже, волосы встали дыбом! Я неправильно указал время: в шифровке было дано московское время, я его пересчитал, но упустил из виду этот проклятый “декретный” час (что двигали туда-сюда дважды в год). Получалось, что самолёт войдёт в воздушное пространство Кубы на час раньше, чем реально заявлено, да ещё со стороны США. Представляете!? Он же не отвечает на сигнал “свой – чужой”. Запросто могли пустить ракету, да ещё, по закону подлости, попасть. Всё, думаю, хана мне. Погоны сорвут, под трибунал и всё такое прочее. А ведь как прекрасно карьера начиналась… Что делать? Выбрав из двух зол меньшее, решил идти “сдаваться”. Не успел. Слава богу, спустя буквально несколько минут пришла новая радиограмма с изменением полётного плана. Ну, прям, точно по армейской мудрости: не спеши исполнить приказ, ибо придёт его отмена… На этот раз я уж сработал точно. Никто ничего и не узнал, но урок не прошёл даром — с тех пор я проверял и проверяю тексты, особенно где есть какие-то цифры, не по одному разу.
(Продолжение следует)
Материал взят из “Советский человек на Кубе“