Site icon Военный перевод

Профессия: военный переводчик

Примерное время на чтение: 9 минуты

Морозов Евгений Львович,
полковник в отставке,
выпускник 1972 г. факультета западных языков ВИИЯ.

(предыдущая часть)

Мой первый переводческий опыт

Надо сказать, что сразу после окончания третьего курса мне несказанно повезло: меня выделили летом того же года для работы с прибывающей на отдых в Советский Союз группой кубинцев в количестве 15 человек. Это были простые молодые парни моего возраста, в основном солдаты и сержанты, из разных родов войск. Их объединяло одно: все они были победителями социалистического соревнования и заслужили эту поездку. Помню, что поначалу я был достаточно скован, поскольку, надо признаться, ещё не преодолел “языковой барьер”. Но все они были ко мне исключительно доброжелательны, дружно помогали, если я не мог найти какого-то подходящего слова, обучали жаргонным словечкам. В общем, к концу поездки мы все очень подружились, а объездили за месяц немало мест. Кроме Москвы и Ленинграда, побывали в ряде городов Черноморского побережья, где были военные санатории. В них мы обычно останавливались на 3-4 дня, осматривали достопримечательности, отдыхали и ехали дальше. Кубинцев везде поражало гостеприимство советских людей: каждый раз по приезду и отъезду организовывались банкеты с многочисленными тостами и т.п.; на экскурсиях, как только люди узнавали, что это кубинцы, сразу подходили к ним, приветствовали, говорили о дружбе, просили передать привет Фиделю…

В связи с этим вспоминается один курьёзный случай. Было это, кажется, в Сухуми. После купания в море, порции мороженого и поездки на автобусе с открытыми окнами меня прихватила ангина, причём очень сильно. Температура зашкаливала за 39, а уколы почему-то не помогали (оказалось, что у меня аллергия на пенициллин – но об этом я узнал много лет спустя). К тому же на следующий день должен был состояться прощальный банкет с участием местных начальников. А других переводчиков не было. Пришлось мне встать с кровати и пойти за стол. Он ломился от всевозможных яств, напитков, а я томился со стаканом тёплого чая… Так и сидел там с забинтованным горлом и слабым голосом переводил тосты, которые с каждой выпитой рюмкой становились всё более длинными и изощрёнными. В какой-то момент меня “заклинило” на одном слове. Во время тоста было сказано, что “залогом нашей дружбы является…”. Хоть убейте меня, выскочило из головы слово “залог” по-испански. Я сначала запнулся, потом начал лихорадочно придумывать, как бы перевести это описательно. Все за столом выжидающе смотрят на меня, а я молчу. Стали спрашивать, в чём дело, – честно признался. Со всех сторон посыпались подсказки и т.п. В конце концов я всё-таки перевёл эту фразу, банкет продолжился, и я выдержал это испытание, досидев до конца. Поскольку все уже были “хороши”, на следующий день никто и не вспомнил об этой досадной заминке. Посмотрев в словаре перевод, я чуть не дал себе по лбу от досады. Слово в этом значении я отлично знал – было оно очень простое и звучало почти одинаково по-испански и по-русски: гарантия. Вот такое воспоминание на всю жизнь!

Да, следует заметить, что русские девушки тоже были весьма благосклонны к выходцам с Острова Свободы. Почти каждый вечер мы ходили на танцы, и кубинцы – ребята раскованные – сразу приглашали местных красоток танцевать. Не отставал и я, естественно. Во время танцев, двигаясь по кругу, я приближался то к одной, то к другой паре и переводил то, что говорил кубинец. Конечно, это были всякие любовно-ласковые слова, которыми обычно молодые парни убалтывают девушек. По завершении танцев кубинцы с девушками, как правило, куда-то исчезали, возвращаясь далеко за полночь. Похоже, и без переводчика у них неплохо получалось общаться… Но и мой запас амурной лексики значительно обогатился.

Не могу не вспомнить и один неприятный для меня эпизод. Это было во время посещения какого-то магазина, где ребята покупали сувениры. Как обычно в таких случаях, все меня буквально рвали на части, каждый тянул к себе, чтобы что-то спросить, купить, оплатить и т.д. Видимо, я тоже немного “завёлся”. И вот когда один из кубинцев – все его звали Марино (“Моряк”) – стал настойчиво звать меня к другому прилавку, я не то чтобы грубо, но как-то невежливо ответил, мол, не видишь, я занят. И всё – как отрезало. Больше он ко мне не обращался, да и в последующие пару дней на меня не смотрел, не разговаривал. Чувствовал я себя скверно, понимал, что неправ, хотя мне никто ничего не сказал в упрёк. Не выдержав, я подошёл к Марино и попросил у него прощения за нетактичность. Разумеется, всё сразу разрядилось, и мы опять стали друзьями. (Кстати, уже спустя несколько лет, когда я работал на Кубе, при посещении одной из частей РВМФ я случайно встретил Марино. Мы обрадовались, обнялись как старые добрые знакомые.) Этот случай послужил мне хорошим уроком на будущее. Я чётко уяснил, что с людьми надо вести себя уважительно, не допускать грубости, быть вежливым, выдержанным, даже если кто-то выводит тебя из себя – случайно либо намеренно. А таких случаев у меня в жизни было несколько.

Первая командировка

Радостную весть нам сообщили перед самым окончанием 3-го курса: всей языковой группой мы едем на годичную практику на Кубу. (Не могу сказать, что это было совершенно неожиданно для нас – отец нашего товарища В. Масоликова работал в отделе загранкадров Главного управления кадров /ГУК/, так что кое-какая информация просачивалась.) Это было что-то! Нам, молодым парням в возрасте 20-22 лет, впервые удастся побывать за границей в то время, когда с выездом туда (даже в социалистические страны) у советских людей были серьёзные проблемы. Началась подготовка. Нас вызывали на инструктаж начальники всех уровней: и в институте (от начальника курса майора Асташова И. А. до начальника политотдела и института), и в Министерстве обороны (в 10-м Главном управлении, в ГУКе), и в ЦК КПСС на Старой площади. Все разговоры, как правило, сводились к одному: чтобы мы там высоко несли звание советского гражданина; с местным населением, особенно девушками, в связь не вступали; машину по возвращении и не думали покупать и т.д. и т.п. Мы, естественно, делали вид, что очень внимательно слушаем, согласно кивали головами, обещали, что ни в коем разе… Хотя, если честно, не понимали, как можно работать в стране переводчиком, не вступая в контакт с местным населением. Кстати, дальнейшая жизнь подтвердила, что наши неокрепшие ещё умы были недалеки от истины. Но об этом позже. Затем на вещевом складе “десятки” (10-го ГУ) мы получили “гражданское обмундирование” в виде костюма тёмного цвета, пары белых рубашек, брючного ремня, галстука, чёрных полуботинок, двух пар носков, плаща и ещё какой-то мелочи. Причём нас предупредили, что всё это мы должны будем вернуть по окончании командировки, иначе с нас возьмут деньги. Замечу, что так оно и произошло: некоторые из нас не вернули кое-какие вещи, и их стоимость у нас вычли из курсантского жалованья с “учётом амортизации”. То-то, мол, берегите государственное имущество!
Итак, в сентябре 1969 года наша языковая группа в полном составе (Владимир Масоликов, Валерий Нюнин, Анатолий Пануев, Анатолий Скрипченко, Александр Смышляев, Леонид Челюскин, Валерий Январёв и я) отправилась за рубеж.

Вылетали из аэропорта “Шереметьево”. После прохождения паспортных и таможенных формальностей попали в зал с магазинами “Duty Free”, походили, поглазели, пооблизывались. Разумеется, никакой валюты у нас не было, да и рублей-то было негусто. Затем погрузились на Ил-62 и – в полёт. Маршрут в то время проходил с посадками в Алжире и Рабате (Марокко), далее – над океаном до Гаваны. Лететь в общей сложности пришлось где-то часов 17, так как каждая посадка отнимала более одного часа, но нам всё было интересно, хотя нас и не выпускали из транзитного зала. Кроме того, хотелось размяться: кресла в самолёте были максимально приближены друг к другу (видимо, чтобы забрать побольше пассажиров), поэтому коленки в течение всего полёта упирались в спинку стоящего впереди кресла, да и разложить своё удавалось не полностью. Как сейчас помню: билет наш стоил 450 рублей в один конец – немалые по тем временам деньги. Наконец – Гавана, Международный аэропорт “Ранчо Бойерос” имени Хосе Марти. Выходим из самолёта на трап – и буквально попадаем в парилку. Таково было первое впечатление, несмотря на раннее утро. Свою роль сыграли и добротные костюмы, выданные нам со склада для командировки. (Кстати, не знаю, правда это или нет, но как мне потом рассказывали, иностранные агенты на Кубе считали количество советских военных специалистов именно в аэропорту, “вычисляя” нас по однообразным тёмным костюмам.) Нас встречали, поэтому въездные формальности были быстро закончены, мы погрузились в ПАЗик, который быстренько покатил в город.

Полчаса спустя приехали в штаб Группы советских военных специалистов на Кубе (ГСВСК), находившийся в микрорайоне Коли (Kohly), район Марьянао. Это было двухэтажное здание белого цвета, поэтому все русские называли его “каса бланка” (дословно – белый дом). Как мы узнали потом, до революции этот район считался элитным, там жили богачи. Но после революции они в своём большинстве покинули остров, а в освободившиеся дома-виллы заселили старших кубинских офицеров, а также советских специалистов и советников. Нас принял старший референт-переводчик капитан И. Гарбузов, познакомился, вкратце рассказал об обстановке в стране, чем тут занимаются советские военные советники, какие задачи будем выполнять мы. Затем нас распределили по группам специалистов и расселили по общежитиям.

В первый же вечер мы решили пойти погулять и осмотреть окрестности. Всей группой пошли наобум, глазея по сторонам. Чувствовали себя если не колумбами, то, по крайней мере, разведчиками – всё было новое, чужое, неизведанное. Вслушивались в речь прохожих, говорящих с невероятной скоростью, и панически осознавали, что ничего не “сечём”. Так и бродили кругами пару часов, в конце концов с ужасом поняв, что заблудились. Улицы в Гаване обозначены, в основном, не названиями, а номерами, указанными на маленьких столбиках на пересечениях дорог. Но никто из нас не удосужился посмотреть и запомнить, на какой же улице нас поселили. Что делать? Решили обратиться к местному жителю, спросив у него, где находится “каса бланка”. Нам здорово повезло, потому что он, пошутив сначала, что Касабланка находится в Марокко, спросил: “Вы что, совьетикос, милитарес (советские военные)? Ну пойдёмте”. И привёл нас к нашему штабу. Оказывается, мы были совсем недалеко. Вот такое приключение у нас произошло в первый же день на Кубе. Разумеется, и в последующие дни мы выходили гулять, расширяя радиус знакомства с Гаваной, достигнув в итоге её центра и сердца – улицы Рампа и набережной, которую называют Малекон. Это место можно сравнить с нашей улицей Горького (Тверской) или Пушкинской площадью: всегда многолюдно, море молодёжи, все друг с другом общаются, знакомятся, целуются, влюбляются под шум моря и т.п. Вокруг нас всегда собиралась толпа молодёжи, мы разговаривали, рассказывали о своей стране, жизни, беседовали на самые разные темы.

Один раз, правда, произошёл досадный случай. У Толи Пануева был маленький транзисторный приёмник типа “Селга”, который он брал с собой на прогулку. Как-то мы сидели на парапете набережной, болтали, слушали музыку. По обыкновению вокруг нас собрались несколько кубинцев, ребят и девушек. Один темнокожий паренёк попросил посмотреть радиоприёмник, и Толя дал. Не прошло и минуты, как этот негритёнок рванул в сторону и убежал с приёмником. Мы закричали, кинулись догонять – да куда там! Мы все были обескуражены – вот это братство, вот это друзья. Конечно, нас успокаивали, обещали вернуть и т.п., но радиоприёмник так и сгинул. Зато потом, когда у нас просили что-то посмотреть (а у нас практически у всех были, например, фотоаппараты), мы их из рук уже не выпускали.

Да, интересно ещё было, когда мы бродили по улицам. После победы революции прошло всего десять лет, и раньше по этим улицам гуляли, как правило, американцы. Поэтому босоногая ребятня, не очень-то разбиравшаяся в географии, частенько принимала нас за янки. Разноцветная ватага бежала за нами гурьбой и на все лады кричала: “Дай жвачки! Дай жвачки!”. Наивные дети: мы и сами-то её в то время ещё фактически не пробовали!

Расширялся и круг наших знакомых кубинцев – как на работе, так и вне её (вопреки строгим инструкциям). Памятен такой эпизод. Однажды с Володей Масоликовым мы были приглашены в одну семью на “праздник 15-летия” симпатичной мулатки Исабель. На Кубе и по сей день существует обычай особо отмечать день, когда девушке исполняется 15 лет (нечто вроде нашего 18-летия). Прихватив что-то в подарок, мы отправились по приглашению. Было просто интересно посмотреть, как у них празднуется это событие. Присутствовала в основном молодежь: никаких накрытых столов, все находятся во внутреннем дворике, пьют пиво из бутылок, беседуют, танцуют, веселятся. Родители где-то в сторонке, тоже балуются пивком. Закуски, по-моему, не было никакой. Вот такой контраст. Мы знали, конечно, что на Кубе действовала карточная система распределения продуктов, но всё же для нас это было сюрпризом. Тем не менее, мы тоже веселились и даже получили первые навыки в исполнении кубинских танцев. А с этой семьёй я потом дружил несколько лет, пока они не эмигрировали в США. На том их след и потерялся…

(Продолжение следует)

Материал взят из “Советский человек на Кубе

Exit mobile version