МЕЖДУ ДЕЛОМ

Примерное время на чтение: 5 минуты

(Предыдущая часть) Записки военного переводчика (продолжение)

Это книга рассказов о людях, с которыми служил или встречался автор, военный переводчик, а также о событиях, участником которых ему пришлось быть

Алексей Владимирович Курчаев

ВОЕННО-МОРСКАЯ МЕДИЦИНА

Доктор в Военно-Морском флоте – весьма важный человек. Он принадлежит к категории специалистов (очень немногих), в чьи дела не пытаются без особой нужды вмешиваться отцы-командиры. Доктор на корабле – своего рода антипод грубому и жестокому миру, что испокон веков царит на боевых кораблях в силу их предназначения. Если доктор – личность, то вокруг него группируются лица свободных профессий – корреспонденты, переводчики и другие, более или менее военные люди.

Доктор – участник основных творческих событий, про­исходящих на корабле. Если приключение пошло по тра­гическому сценарию – то он и последняя надежда на спасение несчастных, кому выпало бремя страданий и расплаты за свои и чужие ошибки и прегрешения. Судьба не раз сводила меня с представителями этой замечательной профессии. Они без пафоса и реверансов честно выполняли свой долг в дальних походах.

Среди них встречались талантливые и неординарные люди. Добрыми словами вспоминать можно многих. Начну с поэта, барда, затейника, а заодно и хирурга – доктора Михаила Борисовича. Доктор Миша или Мигель, так на Кубе его называли с очень милым акцентом кубинцы.

Первый раз я столкнулся с ним во время похода отряда кораблей Балтийского флота на Кубу в 1985 году. Тогда подобрался совершенно изумительный офицерский коллектив. Как-то естественно получилось, что вскоре круг моего общения состоял из корабельных докторов и журналиста в то время популярной на флоте газеты «Страж Балтики» – капитан-лейтенанта Вани Онопко. В этой компании мы коротали время в перерывах между завтраками, обедами, ужинами, вечерним чаем и выполнением своих задач по основному предназначению. Иван самозабвенно предавался сочинению заметок о морских буднях в боевом походе. Скоро к этой затее он приспособил и меня. Михаил Борисович – хирург медицинской группы, оказался весельчаком, балагуром и поэтом. Он радовал своими стихами про помывку в душе и другие эпические события. Творил подлинные чудеса в стенной газете.

После нескольких недель плавания он слегка озадачил публику, придя на ужин с банкой из-под растворимого кофе. Само по себе это событие не показалось бы необычным, и на этот атрибут в руках у доктора особого внимания никто бы не обратил. Михаил Борисович с гордостью показал банку, закрытую и блестящую. Хорошо, что не брякнул эту ношу на скатерть. Постучал по банке ногтем и со вкусом объявил:

– Товарищи офицеры! В эту банку поместилось триста семьдесят три таракана! – глаза доктора излучали счастье.

Командир, сидевший во главе стола, не разделял док­торского восторга по поводу столь скрупулезной инвен­таризации заботливо накопленных в баночке тараканов. Как любой здравомыслящий командир он понял, что офицера надо занять чем-то общественно полезным, чтобы энтузиазм не прошел мимо интересов воинского коллектива. Невозмутимо подняв глаза, командир произнес:

– Михаил Борисович, а займитесь вы тогда травлей та­раканов! А то сидим тут, едим, а тараканы ползают, видите ли!

И Михаил Борисович занялся! После вечернего чая они с ассистентом-фельдшером старшим матросом Кокой вихрем ворвались в кают-компанию. Они двигали всѐ, что можно было подвинуть, залазили в разные щели, натирали выгородки какой-то смесью и наполняли кают-компанию мерзкими миазмами. По замыслу далеких от этих странных событий изобретателей, эти жидкости призваны напрочь извести тараканов. После ужина группа офицеров во главе с обаятельным и многоопытным начальником международного отдела, Вячеславом Михайловичем Чарухиным, азартно сражалась в шахматы за угловым столиком у дивана. Шахматисты игнорировали мерзкий запах и заклинания доктора о необходимости покинуть помещение. Вячеслав Михайлович, в прошлом командир дизельной подводной лодки, пояснил доктору:

– Миша, как же мы уйдем, бросив тебя одного на тара­канов? Они ж тебя сожрут!

Тараканы доктора не тронули, но и не сильно огорчались от объявленной им доктором войны, продолжая бегать весело и вызывающе.

На переходе морем произошло еще одно замечательное событие с участием другого славного медика – Петровича. Когда солнца стало настолько много, что народ начал уже тосковать по прохладе и дождю, в один из дней на верхней палубе по правому борту оказались три офицера. Солнце жарило немилосердно.

– Помыться бы, – мечтательно произнес хирург Петр Петрович, окидывая взглядом горизонт.

– Да, – вторил ему корреспондент Ваня, щуря глаза и выискивая что-либо занимательное в море. Я печально молчал, глядя на яркие блики на волнах.

Корабль шѐл ходко, и правее 20 градусов по курсу заметили одинокую тучу. Она тѐмным пятном выделялась на голубом небе. Из-под неѐ стеной лил дождь, что хорошо было заметно даже на большом расстоянии.

– Помоемся! – уверенно крикнул Петрович и рванул на ходовой мостик упросить командира подвернуть под тучу.

Мы сообразили, что к чему, и разбежались готовиться к экспромт-помывке под дождем в море на ходу. Корабль изменил курс, и мы шли точно на тучу. Она надвигалась на нас, как тѐмный монстр, зловеще высящийся прямо из пучины океана. Стена дождя под тучей походила на ножку гигантского гриба, быстро надвигавшегося на нас. Скинув в каюте одежду, мы нагишом выскочили на палубу с мочалками в руках. Петрович прихватил кусок мыла. Вот туча уже совсем близко. Нас накрыло густым ситом из тѐплых струй дождя. Крупные частые капли колотили по телам, вода струями стекала по спинам и ногам. Мы забились под козырек у двери на полубак, чтобы намылиться. Тут Ваня вспомнил про бутыль с шампунем, что осталась в каюте.

– Давай быстрей, тащи еѐ сюда, – прокричал Петрович. Ваня, стуча пятками, метнулся к двери тамбура и скрылся внутри корабля. Через минуту он вернулся, откручивая крышку бутыли с шампунем.

– Лей, не жалей! – вдохновенно воскликнул Петрович. Ваня, в азарте, не скупясь, налил мыльной жидкости в подставленные пригоршни. Это богатство начали втирать в волосы, размазывая густую мыльную пену по телам. Пены образовалось много. Хватило бы на десятерых.

Жадность вышла боком. Да ещѐ каким. Три пенных чучела аккуратно, как пингвины двинулись наружу, из-под козырька. Он надежно прикрывал нас от дождевого душа. Сумрак дождя сменил внезапный яркий свет. Щурясь от мыла, евшего глаза, мы углядели, что дождь уже остался за кораблем. Туча закончилась и над нами вновь яркое и палящее солнце. А мы все – в мыле. Да ещѐ как в мыле! Трио слепцов в пене на льду, так как палуба стала скользкой от мыла, моментально привлекло внимание сигнальщика и тех, кто находился на ходовом мостике.

Зрелище открывалось неподражаемое. Раскоряченные пингвины в мыле и пене крутили головами в надежде найти, где можно смыть с себя липкую мантию. Под лучами горячего солнца она грозилась превратиться в зудящие струпья, покрывающие трѐх любителей купания под тѐплой пресной водой.

Услышали журчание воды, стекающей по шпигатам с верхних палуб, мы рванулись к слабеющей струйке.

Ручонками пытались собрать немного драгоценной влаги и плеснуть себе на лицо, грудь, спину, чтобы избавиться от мыльного панциря, стягивавшего кожу. Под дружный гогот счастливых зрителей три «маленьких купальщика» поводили руками после иссякания живительной струи и поплелись ополаскиваться забортной водой, проклиная Ваньку за расточительность при розливе шампуня. Бедный Иван искренне возмущался. Петрович, попивая чай в каюте по окончании этой банной эпопеи со вкусом подытожил:

– Зато, помылись, да-а-а!

Практика только одного похода показала, что медицина на военном флоте – дело многогранное и неиссякаемое.

(Продолжение следует)